Я чуть было не пошутила над тем, что у него определенно что-то должно быть в заднице, но в последнюю секунду решила, что слишком злюсь, чтобы пытаться легкомысленно относиться к ситуации.
— Позволю себе не согласиться, — настаивала я вместо этого. — Только что ты был моим лучшим другом, а в следующую минуту ты с отвращением смотришь на меня, когда я пытаюсь поддразнить тебя перед твоими друзьями. Я не позволю тебе выбирать, когда мы друзья, а когда — нет.
Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что я действительно сказала это. Я не собиралась поднимать эту тему, правда, не собиралась, но… теперь уже поздно. Черт возьми. Я была идиоткой.
— Я понимаю. Хорошо. Мы можем быть друзьями наедине, но мы не можем быть друзьями на публике. — Я сглотнула. — Послушай, тебя определенно что-то беспокоит, но ты не хочешь говорить мне об этом, как не хочешь говорить мне вообще ничего. Все в порядке.
— А кто сказал, что я не хочу показывать нашу дружбу на людях? — Его голос звучал на удивление возмущенно.
— Ты. Я пыталась прикоснуться к тебе после того, как мы закончили с детьми, когда мы были рядом с Францем и Алехандро, и ты сделал шаг назад. Помнишь? Мы постоянно толкаем друг друга и шутим, и поддразниваем, и вдруг, очевидно, это стало не нормальным, потому что мы были перед твоими друзьями. Знаю, что я не какая-то суперзнаменитость или что-то в этом роде, но я не думала, что ты так отстранишься. Ты смутил меня, а я не так легко смущаюсь, понимаешь?
Култи сжал кулаки, а затем поднял их, чтобы прикрыть глаза.
— Сал. — Он сердито выругался по-немецки. — Ты говоришь, что мы друзья, но не подумала рассказать мне, что проводишь время с Францем?
Это шутка? Я заставила себя успокоиться.
— Я видела его три раза после того, как ты начал вести себя так, будто у меня чума, и все время хмурился. Мы почти не разговаривали, а ты, по какой-то непонятной мне причине, ходил с таким видом, будто нагадил в штаны, приятель, — объяснила я.
Эти глаза, идеальный оттенок между оливково-зеленым и орехово-коричневым, смотрели прямо перед собой, прежде чем он посмотрел на меня.
— Он женат! — резко крикнул Култи.
Мои глаза округлились, и мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы обуздать свой гнев.
— Какого черта? Чем, по-твоему, мы
Култи оскалил на меня зубы.
— Понятия не имею, потому что ты мне ни хрена не рассказала!
И его у меня не нашлось.
Я сорвалась.
— Мы тренировались, осел! Что, на хрен, в этом плохого? — крикнула я ему. — Черт возьми.
— Тогда почему вы оба скрывали это? — зарычал он, ярость осветила его светлые глаза.
Мой глаз начал дергаться.
— Мы играли на поле возле моего дома. Он показал мне несколько упражнений, которые я могла бы делать, чтобы поработать над управлением мячом левой ногой, ты гребаный,
Я не могла сделать вид, что не замечаю вулканического гнева, будто извергающегося из него. Это стало толчком для моего гнева и моего проклятого любопытства.
— Чем, черт возьми, по-твоему, мы занимались
Култи так долго и пристально смотрел на меня, что я уже знала ответ.
О, Боже мой.
Он думал, я переспала с Францем. Я никак не могла поверить в это дикое предположение. Как он мог?
—
— Европа? — Он выглядел готовым взорваться. — Ты могла бы попросить меня потренироваться с тобой в любое время!
— Попросить тебя? Как? По мнению восьмидесяти процентов «Пайперс», я уже твоя фаворитка, потому что мы так много времени проводим вместе. Если бы ты тренировал меня дополнительно, это вышло бы тебе боком, не так ли, Култи?
— Я же просил тебя не называть меня так, — процедил он сквозь зубы.
— Разве это не твое имя? Тренер Култи? — Моя челюсть была сжатой и напряженной. Я никак не могла прийти в себя из-за того, что он сказал. — Не могу поверить, что ты думаешь, будто я переспала с Францем, Боже мой. Я действительно, — я поднесла кулак ко рту и глубоко вдохнула, — очень,
— Не могу поверить, что ты думаешь о поездке в Европу, не поговорив со мной.