Культя

Шаг 9: Мы постарались, где можно, загладить нашу вину перед другими людьми, кроме тех случаев, когда это повредило бы им или кому-то еще. Да, мы взяли себя, дрожащих, за шкирку, блеющие мешки тел, кто без зубов кто без глаза кто без руки ноги бля и все без искорки или без блеска или чего у нас там когда-то было, и произнесли таким голосом, как будто пепел сыплется, что хотим попросить прощения. А отражения смеялись или рыдали или то и другое сразу а в пустом небе рокотало и больше ничего и тогда мы поняли что любая попытка загладить вину безнадежно далека от цели, и нам вечно барахтаться в стыде вине и раскаянии. Выброшенные на дальний беззвездный берег подсвеченный красным и быть нам тут навеки одиночками, нам самим и любому, кого мы хоть раз в жизни коснулись, блуждать тут вечно, бесцельно. Вечно эти «вечно». Вечно эти безумные крайности.

В машине

Даррен фальшиво напевает из репертуара «Банды гончих»[41]:

— Мы с табою детка два зверя потных, так давай как в передаче «В мире животных», ииищоооораз. Мы с табою детка два зверя потных, так давай как в передаче «В мире животных», ииищоооораз. Мы с табою детка…

Одну и ту же строчку, снова и снова. Алистеру это начинает действовать на нервы. Он показывает на дорожный знак, сообщающий, что им осталось всего семь миль до пункта назначения, и говорит с акцентом наподобие дяди Тома:

— Почитай что прибыли, масса. Хвала Господу.

Даррен перестает петь.

— Какого черта ты так разговариваешь?

— Как?

— Как будто ты из ямайской банды.

— Да не, я… я тока хотел, ну, пошутить, что ли.

— Смари, братан. Я про всякую там ебаную ямайку слышать не хочу, бля.

— А я про них и не говорил.

— Ну вот и не говори, бля. Слыхал ту историю? Про руки, типа?

— Не-а.

— Всего пару недель назад. Знаешь, есть такой чувак, Плоский зовут?

— Это такой, жутко тощий, и голова плоская?

— Он самый, ага. Его…

— Я ему велик толкнул.

— А?

— Этому Плоскому, я ему толкнул велик. За полтинник, горный велик, типа. Это был моего дядьки велик, но дядька решил продать, потому как у него прямая кишка выпала, и вот он отдал велик мне, а я его толкнул.

— За полтинник?

— Угу.

— Неплохо.

— Да я знаю. А мне почти ничё не досталось.

— Короче, у Плоского есть младший брат, лет шестнадцать ему, работает велокурьером. И вот две недели назад его вызвали…

— Небось, на том самом велике. Потому что у него…

— Слушай, заткнись уже и дай рассказать, ага? Ёптыть, Алистер, ты все равно как таракан в ухе. Зудишь и зудишь. Заткнись и дай рассказать чё я хочу, поэл? Вдруг да поймешь чё-нить.

Алистер пожимает плечами, шмыгает носом и затыкается. Даррен глядит на него три долгих секунды, потом опять устремляет взгляд на дорогу и продолжает:

— Младший брат Плоского. Велокурьер, на велосипеде, который, может, был твоего дядьки, пока у того очко не вывалилось, и тогда он отдал велик тебе, а ты его толкнул. Попустило?

Алистер ухмыляется и кивает.

— Угу.

— Отлично. Так вот, его вызвали куда-то на Парли, на границе сомалийского района, знаешь, где это? И вот он туда приехал, постучал в дверь, выходит какой-то ямаец трех метров ростом, дает ему железную коробку, типа, жутко холодную, замороженную, типа она в морозилке лежала, бля, и пачку башлей с кулак величиной. И ни слова не говорит, типа, тока сует ему коробку и бабло и клочок бумажки с адресом, где-то в районе Док-роуд возле Дингла. Ну, братец Плоского бабки в карман, коробку типа себе в сумку и поехал.

Даррен выковыривает что-то из зубов и щелчком сбрасывает на пол.

— Короче, он полдороги к Док-роуд уже проехал, и слышит, чё-то брякает. У него в сумке, типа, стучит, громко так. И вот он остановил велик, слез, смотрит в сумку. Коробка раскрылась. И вот он глядит внутрь. Я че хочу сказать, кто угодно заглянул бы, нет?

— Ну да, да.

— И чё он видит?

— Без понятия.

— Две руки, бля. Отрезанные, типа. И печатки на них и все такое. Он сказал, что на одной руке была татуировка, ласточка, и пять или шесть золотых гаек на обеих, бля.

Даррен снимает одну руку с руля, чтобы продемонстрировать собственные кольца.

— В бога душу мать. Чё, правда?

Даррен твердо кивает.

— Не вру, братан, ей-бо. Пара рук, бля.

— Ёбть. — Алистер мотает головой, глаза у него круглые. — А братан Плоского, он тада чё?