Бабушки и дедушки в магазинах закупали консервы и гречку, и тут я присоединился к ним: когда я наконец решился вернуться на съемную квартиру (все было на местах, вещи не были сдвинуты, а если и были, их потом сдвинули обратно), заставил балкон крупами, разными консервами, пачками ультрапастеризованного молока, макаронами и прочим долгохраном. Я не хотел, чтобы меры безопасности ужесточались, но теперь я был к этому готов.
Не обошлось без ситуаций, которые заставляли меня сжимать кулаки и скрипеть зубами. Кто-то ушлый, хитрый и бессовестный защитил авторское право на персонажа в виде моего облика. Теперь фигурки забинтованного черноволосого парня в кофте с капюшоном продавались в комплекте с фигурками ящера. Их печатали на 3D-принтерах и продавали по бешеной цене на торговых площадках и покупали по столь же диким ценам, причем спрос изрядно повышал предложение. Разумеется, я не получил с этого ни копейки, но цены на «УНИКАЛЬНЫЕ ФИГУРКИ! РУЧНОЙ! РАБОТЫ!» доводили меня едва ли не до жадного припадка.
Кто-то успел запилить короткий мультфильм, где мумия в хлам разносит ящера. В тиктоках и прочих видеоплатформах эта хайповую тему раскручивали, пиаря на весь мир «первого настоящего супергероя». Благодаря Мummy-man, как меня окрестили СМИ, про Красноярск и происходящие здесь события узнавали даже люди, жившие на другом конце земного шара. Видео засмотрели до дыр, а из моей драки выжали столько выгоды, сколько смогли.
Вот так мой облик за какую-то неделю стал легендой. Без сомнений, если бы я решил продать право на интервью с собой, или запустил бы свой канал, где подтвердил, что я — тот самый Мумми-мэн, я получил бы и деньги, и славу, прежде чем меня определили бы в камеру, но мне хватало денег на островах, а слава вкупе с проблемами с законом и травлей со стороны властей мне не требовалась. Я четко понимал, что мне не будет покоя, если я покажусь общественности. Это не вымышленный мир, где никто из обывателей ни разу не заметил бы Человека Паука, каждый вечер залетающего в окно комнаты Питера Паркера. Это тот самый мир, где Питер неделю не появляется дома, ночуя на крышах и в подвалах на кусках картона, и целую неделю не моется, под незаметностью воруя фрукты в узбекских лавках. То, что меня еще не вычислили, само по себе было чудом.
А потом появился сенсационный выпуск новостей, где черноволосый парень, замотанный в бинты, давал интервью десятку репортеров. Его крутили везде: на билбордах, в автобусах и в торговых центрах, поэтому интервью я увидел прежде, чем вернулся домой, зарядил посаженный в ноль телефон и узнал о шумихе вокруг своего облика.
— Молодой человек, вы ведь были подготовлены к битве, и наверняка не случайно наткнулись на монстра. Почему вы приняли такое опасное решение — сразиться с ним?
— Я с детства увлекаюсь экстремальными видами спорта, — пробасил «Мумми-мэн». — Я чувствую, что расту, сражаясь и ставя на кон свою жизнь. Я уже сражался с подобными монстрами в мире Кошмаров, поэтому мне почти не было страшно.
Звучало донельзя фальшиво, и я скривился.
— Но разве вы не чувствуете различия между мирами? Кто-то считает, что тот мир — лишь реалистичный сон, а здесь вы прошли через реальное сражение. Мне любопытно, как вы так легко решили драться с монстром.
— Я осознавал, чтобы будет трудно, но я привык перешагивать через проблемы, или давить их ногами, — самодовольно сказал некто в бинтах. — Кроме того, случившееся закалило меня и сделало сильнее. Как только я обнаружил монстра, я не мог отступить. Если бы я не вмешался, позже ящер набросился бы на кого-нибудь другого. Обычный человек наверняка погиб бы, а я после такого не смог бы смотреть людям в глаза.
Репортеры загомонили, а я выругался. С-скотина… Нет, здесь он прав — я действительно защитил бы людей. Но изначально я пришел в ту квартиру совсем с другой целью, и если бы знал, что меня ждет, вызвал бы полицию, отговорившись «странным шумом в квартире одноклассника». Я бы скорее доверил взрослым людям делать свою работу и разгребать это говно, даже зная, что половина отряда может там и остаться.
— Есть еще какие-то причины? — спросил репортер, а я четко понял, что это интервью — нечто большее, чем попытка надавить на мою гордость и заставить меня надеть облик и выйти на свет.