Культовый Питер

Тут успевай только ее включать! Красный, изящный домик Голицыных. Напротив — Аничков дворец, Потемкин тут жил. Справа, перед мостом, — Белосельских-Белозерских дворец.

— Ну?! — азартно глянул я на Никиту.

Тот молчал, как и его генетическая память. С Аничкова моста, меж укротителями коней, на нас глазели прохожие. Проплыли под средней аркой, под гулкими сводами... «Ну?!» Слева роскошь Шуваловых, справа, за чугунной оградой, — Шереметевых! Разбегаются глаза! Богаче матушки Екатерины Шереметев, бают, был!.. Мимо!

У Симеоновского моста острая, барочная еще, церковь Симеона и Анны.

За мостом уже пошел цирк. За ним мрачный Михайловский замок. Напротив, за рекой, домик Тургенева, откуда Пушкин глядел на «приют угрюмого тирана, забвенью брошенный дворец». Перед ним изогнулся красивый зелено-золотой Второй Инженерный мост — без воды под ним. Тут раньше проходил ров, который должен был защитить Павла... но не защитил. После его засыпали... ров, я имею в виду.

Никита нервно позевывал, и взгляд его уже был угрюм: ну их, эти гербы! За них убивают!

Нас замотало у развилки Мойка — Фонтанка. Шумные уточки окружили нас. Прямо по Фонтанке — в Неву, в Ладогу?!

— Дай! — вдруг бешено заорал Никита, хватая штурвал.

Он стал лихорадочно сворачивать в Мойку... Не уплывем из города, нет!

Мы вплыли в тихую Мойку. После встречного ветра на просторах Фонтанки тут казалось тихо. Было солнечно, тепло. С тихим шелестом откупоривались уши, закупоренные на ветру. На сучьях Летнего сада реял зеленоватый пушок. Мы постояли... Блаженство!

Дальше мы потрюхали не спеша — мимо фасада замка за зеленой лужайкой, под Лебяжий мост. Ручка сектора газа на нижней отметке, движок ласково журчит.

Между Марсовым полем и Михайловским садом, начинающими зеленеть, под Вторым Садовым мостом выплыли наконец туда, куда я стремился.

Здесь, у истока, берущего начало канала Грибоедова, из Мойки, — удивительное место, сельское почти. Берега — травяные скосы, заросли кустов. Приятно тут лежать, беззаботно закинув одну босую ногу на другую, не думая ни о чем. И если не поднимать глаза на желтую громадину дома Адамини, низко глядеть, то напротив такой же травяной скос, и можно вообразить себя в деревне.

— Причаливай! — крикнул я.

Причалили и лежали разувшись. Солнце припекало... Рай!

Тут и заночевали. Утром продолжили по Мойке свой путь. Проплыли под Конюшенной церковью, где Пушкина отпевали и где в тот год, когда мы плыли, еще не было креста — но Никита уверенно перекрестился. «Чистил себя» под Пушкиным.

Вплыли в широкое, гулкое пространство под Певческим мостом. Запели. Проплыли Мойку, 12. Недавно я в пушкинской квартире был. Такой близкой кажется Мойка под окнами — рукой достать. Смотрел он оттуда сюда. Жаль, нас не видел, таких молодцов!

Доносился уже шум Невского. Тут, кажется, где-то неподалеку и я живу... но тут, кстати, для Никиты торжественные места. Под Зеленым мостом проплываем, бывшим Полицейским, называвшимся так в честь полицмейстера Гнучева, родственника его по материнской линии. Будь, Никитушка, так же тверд, как твой предок.

Есть старинная гравюра у меня — это самое место, и солнце там как сейчас, и так же тени от столбиков падают. Понял, какое время там нарисовано: половина одиннадцатого, как сейчас.

Зеленый мост красили как раз к лету из распылителя — я трусливо пригнулся, а Никита мужественно выкрасился в зеленый цвет.

И мы вынырнули дальше на Мойке. Слева — Строгановых растреллиевский дворец. Справа — дом Елисеева. В двадцатые годы — «Сумасшедший корабль», куда гениев всех согнали, чтоб были под рукой. Гумилева вот тут арестовали...

Слева — усадьба за решеткой. Раньше тут был дом призрения сирот, его символ под крышей — пеликан, разрывающий грудь и кормящий своим мясом птенцов. Ныне тут учат будущих педагогов, призывая их следовать примеру пеликана.

— Там, внутри, — Никита сказал, на что-то намекая, — бюст Бецкого стоит, замечательного деятеля. Между прочим, Трубецкого внебрачный сын. Трубецкой образование ему дал и имя. Фамилию. Правда, несколько сокращенную. Так делали для внебрачных сыновей. Елагин — Агин... Замечательный, между прочим, художник был!

Красный мост, под шумной Гороховой, тоже красили к лету. На этот раз Никита, зазевавшись, окрасился в красный цвет... Надеюсь, не в политическом смысле?

Впереди самый широкий, Синий мост — под роскошной Исаакиевской площадью. Поднебесный золотой купол Исаакия, Николай I верхом, за ним торжественный фасад ВИРа — Всесоюзного института растениеводства. Синий мост тоже красят — свисает маляр в люльке. Пригнуться? Нет. Теперь краситься — мой черед. Я только зажмурился... Освежает! Синий мост надолго нас с небом разлучил... наконец вынырнули. Светлело постепенно, у самого выхода заиграла на своде золотая сеть от воды. Выплыли с боковой стороны ВИРа. Спасибо ему!