Культура древнего Рима. Том 1

Второй век — время исключительного по сравнению с прошлым развития культуры римских провинций: западноевропейских, африканских, и в особенности восточных, располагавшихся на Балканском полуострове, в Малой Азии и Сирии. В Афинах, Олимпии, Эфесе, Пальмире, Баальбеке, Дура-Европос и других городах создавалось много значительных архитектурных, скульптурных, живописных памятников. Расцветшее в Афинах по примеру Рима меценатство определило появление там многих выдающихся произведений: громадного Одеона для музыкальных и театральных представлений, соединившего в своей конструкции широту греческого театрона с высокой римского типа, замыкавшей сцену стеной. Деятельность построившего Одеон Герода Аттика распространялась и на Олимпию, где он соорудил монументальный Нимфей[294]. Во II в. на афинской агоре появился портик с гигантами, поддерживавшими крышу. Желанием римских цезарей выступать в роли покровителей наук даже на территории завоеванной Греции можно объяснить создание во II в. библиотек в Афинах и Эфесе[295]. Библиотека Адриана в Афинах, сохранившаяся своими четырнадцатью монолитными неканнелированными колоннами коринфского ордера, имела в своем помещении с тремя абсидами с севера, ниши для сохранения книг, статуи, символизировавшие «Илиаду» и «Одиссею», мозаичные полы и перистиль со ста колоннами (81,71 м Х 59,88 м) и бассейном.

Архитектура поздних Антонинов в провинциях отличалась нарядностью и обилием декора. Портик храма, посвященного Адриану в Эфесе, был богато украшен рельефами. Дробная, несколько измельченная резьба фриза, использование квадратных в сечении колонн, соединение в одном фасаде арки и фронтона свидетельствуют о некоторой утрате архитекторами былого чувства величия и конструктивности сооружений. Стремление создать изысканный по формам, замысловатый в плане, поражающий воображение памятник руководило зодчим, построившим изящный круглый храм в Баальбеке. В отличие от традиционных форм Большого и Малого храмов этого комплекса, его архитектурный образ полон контрастов: сочность коринфских капителей соотносится с утяжеленным, сильно профилированным и выступающим антаблементом; отделенным от целлы выдвинутым колоннам с вытекающими на них частями архитрава противостоят врезанные в стену сводчатые ниши. Динамичностью архитектурных форм этот небольшой баальбекский храм предвосхищает барочные решения в позднем европейском искусстве[296].

В Пальмире во II в. вырастали величественные многоколонные портики, с эллинской стройностью которых сопоставлялись гибкие, возносившиеся к небу арки, по-восточному нарядные орнаментальностью своих фризов, архивольтов, пилястров[297]. Зодчие этого города создавали немыслимые для эллинского понимания архитектонической сущности выступы на стволах колонн, предназначавшиеся для установки бюстов наиболее прославленных граждан. В далеких от шумных восточных городов горных ущельях возникали величественные, высекавшиеся в камне усыпальницы типа гробниц в Петра[298]. Динамичность архитектурных форм поражает и в этих постройках, подчиненных громадным плоскостям возносящихся к небу скал. Причудливые сооружения с раскрепованлыми фронтонами, далеко выступающими карнизами, богато декорированными фризами и скульптурными украшениями воспринимаются как чудо среди безликого, пустынно-скалистого пейзажа.

В искусстве восточных провинций II в. широкое распространение получили мозаики (особенно хорошо сохранились в Антиохии)[299] фрески на стенах строений в Дура-Европос[300], погребальные живописные портреты (египетский оазис Фаюм)[301]. Своеобразны по формам, но часто сходны с римскими по выраженным в них идеям скульптурные произведения восточных провинций того времени, особенно пальмирские портреты[302]. Среди этих высокохудожественных изваяний, органично сочетающих восточную декоративность форм и глубину психологической выразительности, встречаются портреты, тяготевшие и к римским традициям, и к индийским.

В искусстве провинциальных школ во второй половине II в. личные, индивидуальные чувства находили проявление чаще, чем раньше. В то же время менее откровенно звучала идея всепобеждающей силы Римской империи и получали воплощение элементы местных провинциальных художественных систем. В памятниках позднего периода расцвета искусства Римской империи личное и индивидуальное, местное и своеобразное начинали вытеснять свойственные времени Траяна и Адриана возвышенную идеализированность, величавое однообразие, в которых официальное искусство стремилось выразить единство и мощь державы. Грядущие перемены не могли не отразиться на художественных памятниках Рима, стоявшего на рубеже III в. перед глубоким кризисом своей политической и социальной системы.

4. КРИЗИС РИМСКОГО ИСКУССТВА (III–IV ВВ.)

Конец эпохи принципата