Культура древнего Рима. В двух томах. Том 1

Так предстает Цицерон в качестве философа. Совсем или, во всяком случае, во многом иначе он писал, выступая как государственный деятель в трактате «О законах», когда формулирует религиозные обязанности граждан (II, 8—24). Из этого сочинения мы узнаем, что приближаться к богам следует с чистым духом и целомудренным телом, ибо чистота любезнее богам, чем богатство и роскошь, a поступающему по-иному отомстит сам бог. Никто не должен иметь и чтить частным образом богов новых или пришлых, если они не признаны официально (publice), ибо в противном случае произойдет смешение религий и появятся не руководимые жрецами, неизвестные sacra. Чтобы боги присутствовали не только в уме, но и в глазах, в городах должны быть святилища, а н полях священные рощи и места пребывания Ларов, поблизости от виллы, так как их религия завещана от предков и господам, и рабам. Пусть соблюдаются фамильные обряды, так как их установили в древности, когда боги были ближе к людям. Следует чтить и тех богов, которые всегда были на небесах, и тех, кого их заслуги привели на небеса — Геркулеса, Либера, Эскулапа, Диоскуров, Квирина, и тех, которые открывают человеку доступ на небеса — Разум, Мужество, Верность. Люди должны знать, что души всех бессмертны, a души людей доблестных и хороших (fortium bonorumque) божественны. Добродетели обожествлены и имеют храмы, дабы те, кто ими обладают, знали, что сами боги поместили добродетели в их сердца. Следует почитать и такие ожидаемые блага, как Здоровье, Почесть, Помощь, Победу, Надежду, ибо дух распрямляется в ожидании хорошего. Должно соблюдать праздники, когда свободные отдыхают от споров и тяжб, рабы — от трудов и работ. Жертвы надо приносить так, как это установлено. Каждый бог должен иметь жрецов, некоторые Фламинов, все — понтификов. Тех, кто не знает, как совершать частные и общественные sacra, поучают жрецы, так как это касается не только религии, но состояния государства (ad civitatis status pertinet), a народ всегда нуждается в авторитете республики и советах лучших. Жрецы должны быть двух родов: те, кто совершает sacra, и те, кто с одобрения сената и народа интерпретирует данные богами знамения.

И далее, оправдывая высший авторитет авгуров и превознося их заслуги перед Римом, Цицерон повторяет все приводившиеся Бальбом и Квинтом аргументы, столь остроумно им опровергавшиеся. Необходимой он объявляет здесь и этрусскую науку гаруспиков. Женщинам, заботясь об их нравственности, он считает нужным запретить участие в ночных священнодействиях, кроме совершающихся за парод (т. е. sacra Доброй Богини, совершавшиеся в доме высшего магистрата в отсутствие муж-чип), и принимать посвящения в мистерии (кроме греческих мистерий Цереры), по в тех формах, которые соблюдаются в Риме. Признает он также Элевсинские мистерии, возвышающие душу, обучающие жить счастливо и умирать с надеждой. Заключает он предписаниями, относящимися к наказанию святотатцев, кровосмесителей, клятвопреступников, а также к похоронам, трауру, очистительным жертвам, приносимым после смерти члена фамилии, словом, к «священному праву богов Манов». По словам Цицерона, все, что он изложил, уже содержалось в религии Нумы, так как наилучшая из республик, естественно, должна иметь наилучшие законы, почему они уже и содержались в обычаях предков. На деле, однако, отступления от ранней римской религии, насколько мы можем о ней судить, у Цицерона довольно значительны. Во-первых хо, что вырастало естественным путем из общинного уклада жизни, y Цицерона принимает характер чего-то принудительного, предписанного законом, заменившим обычай. И вряд ли могло быть иначе, когда многие из высших классов и интеллигенции уже не верили ни в богов, ни в дивинацию, ни в «обычаи предков» или давали им философские толкования, весьма далекие от «гражданской религии». Во-вторых, значительное место занимает чуждое древней религии и, видимо, религии народа понятие бессмертия души, связанное с открывающими душе путь на небо добродетелями. В-третьих, хотя Цицерон вслед за Катоном утверждал, что величие Рима создали не отдельные герои, а весь народ, он открывает путь к обожествлению героев, уже — начавшему возрождаться или наново утверждаться.