Культура древнего Рима. В двух томах. Том 1

Возможно, что излишне большое значение как новому явлению придается синкретизму. Отождествление различных богов на основании сходства их функций, иконографии или иных моментов всегда имело место, о чем говорят и ранние этапы римской религии, когда римляне усваивали богов пантеона соседей, а те — римлян. По мере знакомства с другими народами этот процесс, естественно, расширялся. Римлянин, попадавший на территорию чужого парода, считал своим долгом почтить уважаемое там божество и столь же легко, например, отождествлял кельтского солнечного бога-целителя Белена с Аполлоном, как некогда отождествлял того же Аполлона со своим Диовисом или богом горы Соракты. С другой стороны, почитатели кельтских и германских богинь — Матерей и Матрон — находили в них сходство с Юноной, Кибелой, Исидой. Соответственно умножались функции богов. Например, Дион Хрисостом писал о Тюхе, что когда она выступает как справедливая, она Немезида, как царящая в мире необходимость — она Мойра, как ведающая правосудием — она Фемида; земледельцы зовут ее Деметрой, пастухи — Паном (Dion. Chr. Orat., XLIV, 8). Но и это не было абсолютной новостью, так же как часто встречающееся в надписях Империи обращение ко многим божествам или «ко всем богам и богиням», известное еще из древнею жреческого ритуала, предписывавшего после обращения к тому божеству, которое следовало призвать в данном случае, обратиться затем и ко всем остальным божествам[105]. В аккумуляции функций божеств играло роль и символическое толкование их образов.

Так, Мать богов Кибела толковалась как висящая в воздухе и кругообразно вращающаяся Земля, символизировавшаяся влекомой львами колесницей Кибелы; ей подчинялись львы, так как материнская любовь может все превзойти; ее министры, корибанты, изображаются с мечами, так как все должны сражаться за родную землю; ее увенчивала башенная корона, так как на земле располагаются города (Serv. Aen., III, 113). Подобные интерпретации стали более распространенными, но встречались и прежде. Таким образом, все это не свидетельствовало о появлении чего-то принципиально нового в религии Империи, по сравнению с религией Республики.

Как уже упоминалось, эпиграфический материал не подтверждает мнения о том, что римская религия перестала удовлетворять потребности людей. Множество индивидуальных посвящений тому или иному римскому божеству с обетами и благодарностями за исцеление, избавление от опасности, освобождение от рабства, сделанных «вследствие видения», «сна», «по приказу бога», показывает, что присутствие наиболее чтимого божества ощущалось верующим постоянно, значит, его потребность в общении с богом удовлетворялась, причем не в результате соблюдения сухих ритуальных предписаний, а именно в результате соответствующего эмоционального настроя. Он поддерживался множеством освященных мест — loci (алтарей, часовен, храмов), значительную часть которых верующие на свой счет, своим трудом сооружали и украшали коллективно или индивидуально, а также праздниками, различными обрядами (большое место среди них по-прежнему занимали различные очистительные обряды, жертвоприношения, совместные сакральные трапезы), отправлением верующими различных неофициальных и полуофициальных жреческих должностей (ministri, magistri, antistites, sacer-dotes)[106] при местах культа, в фамилиях, коллегиях, селах, пагах, городах.

И все же, хотя тезис об упадке традиционных римских божеств и культов и замене их восточными не подтверждается, в религиозной жизни Империи происходили значительные и все усиливавшиеся изменения, наметившиеся уже в конце Республики, но постепенно приобретавшие все большее значение.

Обусловливались они многообразными процессами, шедшими во всех сферах жизни государства. В сферу влияния римской культуры оказались втянутыми огромные массы людей с различными формами общественной организации, остававшимися неизменными или претерпевавшими большие изменения. Резко возросла мобильность населения. Люди знакомились с новыми для них идеями и представлениями, осваивали новые языки. Племена, прежде не имевшие письменности, научались писать по-гречески и по-латыни, a там, где письменность уже существовала, она приобрела гораздо более широкое распространение. Простые люди могли теперь посвящать надписи богам, эпитафии умершим, читать написанную по-латыни и по-гречески литературу, доводившую до них в упрощенном виде идеи философов и религиозных проповедников. Вместе с тем обострявшиеся социальные противоречил углубляли и разрыв в идеологии отдельных классов, сословий, статусов. Рост экономической зависимости большой части населения от богатых и влиятельных собственников и политической зависимости всех от императоров и их военно-бюрократического аппарата сопровождался усилением идеологического нажима. Все власть имущие, начиная от императора и кончая хозяевами рабов и колонов, патронами клиентов, требовали лести, почитания, молитв за их благополучие на земле и блаженство за гробом.