Культура древнего Рима. В двух томах. Том 1

Всякое рассмотрение универсума, отмечает Сенека, подразделяется на три части — caelestia, snblimia и terrena. Первая исследует природу небесных тел, а также форму и величину огненных тел, составляющих Вселенную: тверда ли звездная материя или состоит из тонкой непрочной субстанции; управляется ли самостоятельно или направляема извне; как расположены звезды — входят в структуру небесной ткани или расположены вне ее; как происходит смена времен года и каким образом Солнце возвращается к исходной точке своего движения? Вторая часть рассматривает атмосферные явления (облака, дожди, снег, ветры, молнии и громы). Третья — исследует воду, землю, деревья, растения — все то, что «под Солнцем», выражаясь юридическим языком (ut jurisconsultorum verbo utar. — NQ, II, 1, 2).

Способ изложения Сенеки обычен для римских энциклопедистов: как правило, он приводит не одну теорию какого-либо автора, a несколько и принимает сразу несколько точек зрения. Сенека преподносит материал таким образом, что если одна теория кажется вполне разумной, то следующая за ней может оказаться более приемлемой. Автора особенно не волнует, соответствует ли та или иная теория истинному положению вещей, — в его намерения не входит установить с помощью экспериментальных методов степень точности или достоверности излагаемых им теорий: достаточно описать явления, некогда уже рассмотренные признанными авторитетами.

Познание общих законов Вселенной означает для Сенеки познание божественного провидения (praef., I, 16). В основе его представлений о целях физики и естественнонаучных рассмотрений лежит убеждение, что посредством эмпирического исследования законов природы можно приблизиться к пониманию божественного смысла мироздания, ибо творящая природа — natura naturans — начало и конец всего.

Исследуя тайны природы, человек познает, из чего состоит универсум, кто его творец и что есть бог: часть ли он Вселенной или вся Вселенная (NQ, praef., I, 3). Для Сенеки бог — разум Вселенной. Поскольку самым существенным выражением отношений философа с природой была умозрительная концепция космического организма как живой и прекрасной всеобщности, ключевым словом Сенеки в исследовании природных явлений всегда было quaestio (quaerere, inquirere, inqui-sitio и пр.) — «исследование» в смысле «вопрошать», «ставить вопросы», «обсуждать», «взвешивать pro и contra», подобно тому, как разбирают дело в суде. Сенека часто использует юридическую терминологию в описании природных процессов; оценивая ту или иную научную теорию, он как бы выступает в привычной для него роли разбирателя спорного дела в суде. Причина этого не в юридичности и административности римского мышления, но в особенностях отношения римского автора к научной традиции. Подобно тому, как законы гражданского и уголовного римского права допускали множество вариантов в выявлении истины, законы природы, толкуемые различными теориями, оставляли много неясного в окончательном выяснении спорных вопросов. Явления природы в качестве предмета «обсуждения» (но не «изучения» в современном смысле) описывались, классифицировались и объяснялись в соответствии с пониманием природы в рамках античного мировоззрения[141]. Следствием такого подхода было убеждение в том, что теоретические разыскания не должны преследовать практической выгоды: «Мы изучаем природу не ради пользы, хотя знание это содержит и полезные вещи, но ради неизведанного» (nec mercede sed miraculo. — Sen. NQ, VI, 4, 2).

В философии Сенека видел способ познания тайн природы. Обращение к космическим темам для него естественно именно потому, что он философ. «Я благодарен природе за то, что вижу ее не как многие другие, но могу проникать в ее тайны» (NQ, praef., 1, 3). В его время интерес сместился в сторону этики, и он не упускает возможности морализировать, даже занимаясь вопросами природы, хотя физика и логика — столь же равноправные части в исследовании мира методами философской науки: «Зачем нужно изучать природу? Потому что невежество, незнание законов природы — причина многих наших страхов. Воспринимая явления природы чувствами, а не разумом, мы осмысляем только уже случившееся, a не возможность того, что может произойти. А коли причина страха — незнание, не следует разве, что нужно знать, чтобы не бояться?» (NQ, VI, 3–4). «Познание природы бесконечно, и мир был бы крупинкой, если последующим векам нечего было бы открывать. Многое, неизвестное нам, откроется следующим поколениям, многое им придется открывать заново. Одни тайны природы достанутся на нашу долю, другие — на долю следующего века» (NQ, VII, 30, 6). Не следует быть слишком критичным к предшественникам: «Ведь если чересчур строго относиться ко всем аргументам, остается лишь молчать, так как немногие из них не содержат противоречий» (NQ, IV, В, 5, 1).