Культура древнего Рима. В двух томах. Том 1

В рельефах арки Септимия Севера развивались «живописные» тенденции, проявившие себя уже в декоре колонны Марка Аврелия. Многофигурность сцен, измельченность и дробность всех элементов композиции, частое применение буравчика в изображении вьющихся волос и складок одежд — все создает впечатление сложной светотеневой игры, уничтожающей ощущение пластического объема. Фигуры воинов кажутся изваянными наспех, небрежно, они сходны одна с другой, хотя в движениях их есть некоторое индивидуальное своеобразие. В украшении арки Септимия Севера участвовали скульпторы противоборствовавших художественных течений. Фигуры речных божеств в тимпанах арки исполнены в традициях адриановской пластики, с сохранением красивых пластических объемов.

Отчетливы несходные тенденции и в рельефах саркофагов с разнообразными сюжетными сценами: охотой на львов, битвами с варварами, вакханалиями, свадьбами. Поверхность саркофага Людовизи, где изображено сражение, кажется разрыхленной и подвижной. Напротив, застылыми воспринимаются персонажи ватиканского саркофага с философом. Порой различные методы использовались в одном памятнике. Мастера второй четверти III в. стали своеобразно изображать волосы: мраморная форма не буравилась для обозначения завитков, но покрывалась^ большим количеством мелких насечек, создающих впечатление зыбкой мерцающей поверхности.

Скульптурный портрет в III в. претерпевал особенно заметные изменения. В статуях и бюстах Септимия Севера, Юлии Домны, Каракаллы и Геты еще сохранялись технические приемы поздних Антонинов, но смысл образов стал уже иной. Настороженность и подозрительность сменили философскую задумчивость персонажей второй половины II в. Напряженность давала о себе знать даже в женских и детских лицах того времени[310]. В портретах позднего Каракаллы и особенно во второй четверти III в. уплотнились объемы, мастера отказывались от буравчика, исполняли волосы насечками, добивались особенно экспрессивной выразительности широко раскрытых глаз. В бюстах Филиппа Аравитянина, а также Деция и Требониана Галла эмоциональность образов, усиленная плотностью форм, достигла вершины. Стремление скульпторов-новаторов такими средствами повысить художественное воздействие своих произведений вызвало в годы Галлиена (середина III в.) реакцию и возврат к старым методам[311]. Два десятилетия портретисты снова изображали римлян со вьющимися волосами и курчавыми бородами, стараясь хотя бы в художественных формах возродить старые манеры и этим напомнить о былом величии пластики. Бюсты Галлиена, портрет Постума из Эрмитажа дают представление о характере галлиеновского «возрождения». Однако после этого кратковременного и искусственного возврата к антониновским формам уже в конце третьей четверти III в. снова выявилось стремление скульпторов передавать предельно лаконичными средствами эмоциональную напряженность внутреннего мира человека. В годы кровавых междоусобиц и частой смены боровшихся за трон императоров портретисты воплощали оттенки сложных духовных переживаний в новых, родившихся тогда формах. Постепенно их все больше интересовали не индивидуальные черты, но те порой неуловимые настроения, которые уже трудно было выразить в камне, мраморе, бронзе.

Все больше появляется возникших еще во II в. росписей христианских катакомб[312]. Вначале они напоминали декоративные композиции в римских домах, включали даже персонажей языческой мифологии; затем все заметнее в их сюжетику входят христианские мотивы. Художники постепенно меняют заказчиков и все чаще работают для приверженцев новой религии. В годы Александра Севера были украшены фресками катакомбы Аврелия с мозаичной напольной надписью о роде Аврелия, с отвечающими языческому искусству фигурами Амура и Психеи в первом помещении и фреской на стене, изображающей сотворение Адама и прародителей в раю[313].

В сюжетных росписях, как и в декоративных композициях катакомб, римские мастера средствами античной живописи начинали решать новые задачи. Христианские идеи и чувства все чаще пронизывали создаваемые ими произведения.

В III в. станковые картины, как и ранее, были довольно редки, но все же встречались. Очевидно, нельзя недооценивать здесь влияния созданных уже во II в. фаюмских портретов, энкаустическая техника которых была хорошо известна римским художникам. От III в. сохранился, правда, без лица Геты, счищенного кем-то после его убийства, редкий семейный групповой портрет Септимия Севера, Юлии Домны и Каракаллы. Художник выбрал для него широко распространенный в первые века круглый формат, о популярности которого свидетельствуют, в частности, росписи керченского саркофага с изображением мастерской портретиста. Живопись этого станкового произведения убеждает в еще не иссякшей силе античного художественного способа выражения чувств, хотя эмоциональность портрета связана уже не только с воздействием фаюмских образов, но и с начинавшим проявлять себя раннехристианским искусством.