Культура древнего Рима. В двух томах. Том 2

Существует тенденция проводить довольно резкое различие между художественными особенностями монет севера, прежде всего Арморики, и монет центральной группы галльских племен. Это верно, если говорить о большей «узнаваемости» античных прототипов в монетах центра, но не о различном типе их трансформации и мире кельтских символов. В этом смысле достаточно сравнить монеты соседей арвернов и битуригов лемовицев и северных байокассов. На первых (XI, 116–118, 120) мы можем подметить несколько не встречавшихся нам ранее элементов изображения и символов. Это относится прежде всего к фигуре лошади, которая на целом ряде монет изображена со стилизованным человеческим лицом и в боевом шлеме. На некоторых монетах, кроме обычно сопутствующего лошади круга с точкой или расходящимися лучами (о принципиальной идентичности этих символов мы уже говорили, что же до количества лучей, то здесь их нередко бывает шесть), над лошадью или под ней встречается изображение человеческого лица, также в шлеме. Над лошадью мы иногда видим до предела геометризированную фигуру с необычайно удлиненными руками. Морда лошади с человеческим лицом в русле общей стилистики кельтских изображений представляет собой треугольник с точкой на конце и глазом внутри. Круг сюжетов на монетах байокассов в принципе тот же, хотя изображения здесь несколько более экспрессивны и в то же время орнаментальны. Ткань изображения и его символика еще более усложнены по сравнению с описанными выше. Фигуру лошади нередко дополняет изображение кабана (XIII, 151) и четырехугольника с перекрещивающимися диагоналями. На одной из монет лошадь изображена несущейся вперед, и движение как бы взрывает ее тело, части которого теряют всякую природную соразмерность, но очень точно служат предвиденному мастером впечатлению от целого.

Однако самые фантастические трансформации претерпевают изображения человеческих (или божественных?) ликов. Это действительно лики, прием ритмического членения которых доведен здесь до своего логического предела, жестокие и торжественные, без всякого следа смягченности и утонченности, характерной для трактовки некоторых групп монет (к примеру, аулерков). Свобода обращения с прототипом здесь поистине абсолютная — мы можем видеть, как из вьющейся прически классического античного профиля постепенно проявляется щетина божественного кабана (XIV, 154, 157). При этом здесь совершенно отсутствует «варварское» стремление к неуемному нагромождению деталей — форма изображений очень продумана и, хочется сказать, «укоренена» в давнюю и чувствующуюся за спиной мастера традицию. Перед нами вовсе не деградация образца, а его претворение по совершенно иным законам и художественным нормам. Деградация чаще всего свидетельствует о попытках слепого копирования, а кельтский мастер от этого предельно далек.

Иной путь эволюции наблюдаем мы у близких соседей байокассов — аулерков кеноманов. Здесь господствует уже не стремящийся раствориться в иератической безличности геометризм, а плавные, волнообразные линии, образующие утонченную и мягкую ткань рисунков, которые с исторической точки зрения напрасно сравнивались с некоторыми течениями в живописи конца прошлого столетия. Те же особенности нетрудно подметить и на реверсах монет (XVI, 182–192), где фигурирует все та же лошадь в окружении ряда уже упоминавшихся и некоторых новых элементов изображения (к примеру, лежащая под лошадью фигура человека). В трактовке фигуры лошади опять же меньше геометризма, человеческие лики более реалистичны, чем описанные выше, и хотя символическая ткань изображения меняется мало, общее впечатление совершенно иное. В целом похожий стиль господствует у северных соседей кеноманов — аулерков диаблинтов. Чрезвычайно интересны и художественные стили, сочетающие влияние байокассов с вышеописанным, которые мы встречаем у западных племен Арморики — венетов и намнетов.

В законченном виде система кельтского символизма выступает на монетах осисмиев, занимавших самую западную часть Арморики. На реверсах их монет изображена обращенная вправо или влево фигура лошади, ниже которой, как можно судить по некоторым экземплярам, попираемый ею человек (XXIV, 252, 255). Человеческий лик лошади иногда в шлеме, ее погоняет (тут существует много интерпретаций) другая, зависшая над лошадью фигура. В руке она иногда держит круг с обозначенным центром. Он может быть изображен над спиной лошади или позади нее и отдельно.