Культура древнего Рима. В двух томах. Том 2

Ее смысл приоткрывают лишь некоторые индоевропейские соответствия и ирландские параллели, и, когда это случается, толкование памятников может быть достаточно убедительным. Вот пример так называемых «колонн Юпитера», распространенных прежде всего на северо-востоке Галлии с наивысшей концентрацией у лингонов. Правда, имеется и довольно значительная бретонская группа «колонн». Они представляют собой цоколь с изображениями римских богов, собственно колонну и венчающую ее скульптурную группу — всадника (иногда дернящего копье или колесо), чей конь попирает чудовище со змеиным хвостом. Общее число их около 150, а примерное время создания — между 170 и 250 гг. Памятники эти, безусловно, кельтские, хотя прежде иногда отстаивалось их германское происхождение. Почти все они найдены в сельской местности, на территории вилл или недалеко от погребений, хотя их размер не позволяет думать об индивидуальных заказчиках этих изображении. Понимались они неоднозначно — как олицетворение победы солнечного бога над хаосом, прославление небесного бога и богини земли (так как в редчайших случаях — Esp., 3036 — под всадником изображена богиня; и даже, что не выдерживает никакой критики, как символ победы Рима над варварами. Хатт, в соответствии со своими взглядами, считал, что группа представляет посылающего молнию небесного бога и принимающую ее воду или землю[397]. Практически без объяснений оставались варианты (Esp., 4897, 6623), где конь отсутствовал и бог сидел верхом на чудовищу Делались и попытки найти компромиссное решение[398]. На один важный момент, связанный с «колоннами Юпитера», совершенно справедливо обратил внимание Ламбрехт[399]: он выделял тот факт, что много памятников этого типа найдено вблизи источников, русел рек и речушек и т. д., но сделал из этого слишком прямой вывод о принадлежности бога на лошади к разряду гениев источников и воды вообще.

Разумеется, в каждом из приведенных выше толкований есть своя доля истины, но как целое «колонны Юпитера», думается, лучше всего понимать в свете тесно связанного с сезонными ритуалами и празднествами мифа о борьбе Громовержца с его противником. Тогда понятно появление колонн вне городов и их связь с водой, иссякание которой перед победой Громовержца и последующее возвращение является одной из важных тем мифа. Его значение в кельтской мифологии, судя по ирландскому материалу, было достаточно велико. Таким образом, данный ряд изображений может быть типологически связан как с кельтскими монетами эпохи независимости, так и с другими вариантами скульптур Юпитера — Тараниса галло-римского времени.

На примере многих божеств мы видим лишь очень слабо выраженные черты взаимопроникновения двух систем религиозных представлений. Это касается главным образом богинь галло-римского пантеона, в частности Минервы, о которой Цезарь (BG, VI, 17) говорит, что ей приписывают изобретение ремесел (Minervam operum atque artificiorum initia trasiere). Она почиталась достаточно широко — посвящения ей распространены в Галлии, Британии, Германии, Паннонии, и это, видимо, не случайно. О том, что она прочно вошла в сознание народа и, без сомнения, ассоциировалась с какими-то местными божествами, говорит тот факт, что еще в VII в. христианские проповедники осуждали обращение к ней за помощью представителей некоторых ремесленных профессий[400]. Тем более удивительно, что на уровне дошедших до нас памятников проследить конкретные формы отождествлений практически невозможно. Скульптуры Минервы вполне каноничны, а случаи объединения ее с какими-либо богинями (о которых, кстати, тоже почти ничего неизвестно) крайне редки — местные имена Jdennica (CIL, XII, 2974) и Belisama (CIL, XIII, 8) мало что проясняют. Однако некоторые черты связанного с нею ритуала (например, постоянно поддерживавшийся в ее святилищах огонь) позволяют сопоставить галльскую Минерву с хорошо известной по ирландским источникам богиней Бригитой — покровительницей ремесленников, поэтов и прорицателей, связанной с фигурирующей в галльских и британских надписях Бригантией.