Переживая любую беду как возможное знамение наступления последних времен (о необходимости неустанного бодрствования и ожидания Страшного суда неоднократно говорится в Новом Завете: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет» (Мф. 24:42), «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий» (Мф. 25:13), «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть и искушение» (Мф. 26:41), «Итак, бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома, вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру» (Мк. 13:35) и др.), люди стремились воздвигнуть архитектурную икону Царства Божия (известны случаи создания и настоящих обыденных икон), чтобы, образовав определенный сакральный центр, подготовиться к возможному пришествию Христа. Это был одновременный акт умилостивления Бога и покаяния, знак бодрствования, готовности встретить Страшный суд. Однако может возникнуть вопрос: почему любой другой храм в той же местности, уже существующий, не мог служить для тех же целей?
Рассматривая этот вопрос, надо сразу отметить, что обыденная церковь была храмом особым, исключительным, отличающимся от других. В народе всегда существовала вера в особую святость обыденных вещей (обыденные храмы, обыденные полотенца, даже существовали обыденное пиво и творог, используемые в лечебных целях), в их исключительную духовную чистоту. В народе считалось, что в обычном храме (и даже во время богослужения) может присутствовать нечистая сила: «В церкви черт сидит на окне и записывает смеющихся и разговаривающих». Обыденный же храм, в силу быстроты постройки, нечистая сила осквернять не успевала, и именно поэтому он обладал особой, исключительной духовной чистотой.
Обыденный храм в силу своей скорой постройки был и «особо», «подчеркнуто» новым, что являлось очень существенным фактором для его эсхатологического восприятия. В христианском миропонимании одной из наиболее ярких черт последних времен является не столько тотальное разрушение, сколько всеобщее обновление и восстановление человека, мира, вселенной. Поэтому Иерусалим, явленный в Откровении, не просто новый внешне, поскольку был и старый, палестинский, а новый по сути своей, преображенный, несущий в себе только духовный свет. В Откровении Иоанна говорится: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали… И я, Иоанн, увидел город Иерусалим Новый, сходящий от Бога с неба… И услышал я громкий голос с неба, говорящий: …и сотрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезней уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: Се, творю все новое…» (Откр. 21:1–5). Все новое возникает на руинах старого, и поэтому ни один ранее построенный храм нельзя использовать в качестве сакрального символа для остановки Хаоса, поскольку этот храм уже является принадлежностью мира старого, отжившего. Новое вино не вливается в старые мехи. Поэтому обыденный храм является последним, апокалиптическим храмом, новым храмом преображенного мира – создается новая космогония, где весь мир воскресает в виде храма.
При рассмотрении особой сакральности обыденного храма, его исключительной новизны необходимо отметить и то, что построение такой церкви являлось своеобразным космогоническим актом превращения «Природы» – Хаоса в «Культуру» – Порядок. По замечанию Н.М. Теребихина «обыденная» технология моделировала сакральную технологию Творения мира как процесса его воссоздания из тех исходных первоэлементов, на которые распался космос «в смутные времена господства хаоса». Из отдельных бревен собирался храм – идеальная модель вселенной. То есть моделировалась картина последних времен и возрождения из руин преображенного Нового Мира.
Кроме того, обыденные храмы строились «всем миром», движимым только стремлением создать святыню. Никакой материальной заинтересованности здесь не было, в то время как обычные храмы обыкновенно строились приглашенными мастерами, получавшими определенную плату. То есть общее участие «мира» в строительстве являлось выражением одного из главнейших христианских начал – братского единения и любви во Христе, чуждой какой бы то ни было корысти. Кроме того, «мир», созидающий храм, обозначал и все общество, человечество, распавшееся во время бедствия и воскресающее из небытия вместе с преображенным и обновленным храмом – вселенной. То есть строительство обыденного храма становилось идеальным выражением соборности православного народа, соборного спасения Русской земли.