Культура и империализм

Второе знаковое событие – Мадридская мирная конференция об урегулировании арабо-израильского конфликта. Саид был одним из активных сторонников переговоров в Мадриде в 1991 году, при участии США и СССР. Однако непоследовательность действий со стороны политических лидеров палестинской делегации, установленные условия переговоров со стороны израильской делегации и давление международного сообщества привели к весьма неоднозначным решениям (например, отказу обсуждать статус Иерусалима, вопрос возвращения палестинских беженцев), позднее трансформировавшимся в Соглашения «Осло», с которыми Саид однозначно был не согласен. Выражая протест против подписания соглашений, он объявил о выходе из состава ООП. Безусловно, влияние событий такого масштаба, напрямую связанных с общественной деятельностью исследователя, оставило самый значительный след на страницах текстов того периода.

Конечно, и другие события той эпохи оказывали свое влияние на видение Саидом собственной исследовательской работы. Однако в значительной степени это был взгляд на реакцию публичных интеллектуалов, критика их позиции, формировавшая смешанное и неоднозначное восприятие социальных и политических контекстов. Например, изначально он сравнивал события в Восточной Европе и падение Берлинской стены с палестинской интифадой. Однако позже, изучив взгляды французского философа Жана-Франсуа Лиотара, провозгласившего эти события победой американской дипломатии, Саид дистанцировался от подобных воззрений. В последующие годы он продолжил критиковать Лиотара за его идеи раскрепощающей силы общества потребления и отсутствия убеждений, названные французским автором «постмодернистским состоянием».

Начало 1990-х связано еще с одной историей из жизни Саида, но уже личной. В июне 1990 года умерла его мать Хильда, семь лет боровшаяся с раком. Саид постоянно находился на связи с матерью по телефону, а после того, как она впала в кому, дежурил у ее постели. В сентябре 1991 лейкемия была диагностирована и у самого исследователя, который начал борьбу с болезнью, несмотря на мрачный прогноз врачей. Под влиянием поставленного диагноза было положено начало написанию мемуаров, озаглавленных «Без места» (Out of place) и изданных в 1999 году, хотя изначальное их название было «Не совсем верно» (Not quite right). «Гонка» Саида со смертью заключалась в подготовке и публикации целой серии работ, рассматривавших, в частности, особенности деятельности публичного интеллектуала. Многие из них были изданы посмертно. На этот период приходится работа над «Культурой и империализмом», к структуре которой я сейчас обращусь.

Ноам Хомский, американский лингвист и близкий друг Саида, считал «Культуру и империализм» одной из ключевых книг в библиографии своего коллеги, которого он полагал одним из крупнейших интеллектуалов двадцатого века. Как уже указывалось выше, в публичном восприятии эта книга была продолжением «Ориентализма», призванным еще больше раскрыть авторский взгляд на проблему репрезентации.

Тем не менее данное произведение, несмотря на элегантность изложения, оказалось очень разнородным, соединяя объемный список самой разнообразной литературы (подчас лишь упоминаемой) в единое повествование, связанное несколькими ключевыми идеями. Последующая критика произведения и отдельных его частей показала, что не каждый читатель понял эти связующие элементы, зачастую воспринимая отдельные эпизоды и казусы, рассмотренные автором, в качестве самостоятельного исследования. Эта критика сочетается со взглядом на структуру книги, которую современники восприняли скорее как собрание лекций, нежели обобщенное и скомпонованное повествование.

Данная работа находится под большим влиянием той дискуссии между Лукачем и Грамши, которую Саид так внимательно разбирал со своими студентами. Безусловно, воздействие Лукача и его модели интерпретации литературных произведений, помещающей в фокус авторского анализа связь между литературой и «мировоззрением… социокультурными условиями», оказало ключевое влияние на построение текста. Саид открыто говорил о том, что нельзя сводить литературу к выражению собственных убеждений, но необходимо рассматривать ее как часть глобальных процессов, которые обычно оставались вне ее контекста. При этом он избегал чрезмерного обращения к теории. Это был тактический ход, в духе того же Грамши, чтобы сделать идеи более открытыми и поместить в центре внимания не абстрактную модель, а конкретную проблему, например неравенства между производителями знания.