Культура и мир детства

Рео в Кембридже формально значился в числе изучавших психологию. Но его контакты с назначенными ему руководством Ф. Бартлетом и Дж. Маккерди ³⁴оказались сложными. В Кембридже он познакомился также с профессором антропологии А. Хаддоном ³⁵и начал подумывать о переходе в антропологию и работе на Новой Гвинее. Он написал мне: “...Хаддон очень добр ко мне, но свою сетку против москитов он отдал Грегори Бейтсону”. Так в первый раз я услышала имя Грегори. В конце концов Рео получил от людей, распоряжавшихся его новозеландской стипендией, разрешение потратить оставшиеся деньги на издание его только что законченного исследования о снах “Спящий мозг”. Эта книга, субсидированная как коммерческая публикация, так никогда и не дошла до читателя-специалиста. Он решил оставить Кембридж и надеялся получить антропологическую стипендию с помощью Радклифф-Брауна ³⁶, создавшего перспективный исследовательский центр при Сиднейском университете в Австралии. Он написал мне об этом, а наша корреспонденция перемежалась стихами, которые мы писали друг другу..

Изменилась и картина моего собственного будущего. Лютер и я всегда мечтали иметь много детей — шестерых, и не менее, думалось мне. Наш жизненный план состоял в том, чтобы вести скромную жизнь семьи деревенского священника в приходе, где все нуждались бы в нас, в доме, полном наших собственных детей. Я была уверена в Лютере как в отце. Но той осенью гинеколог сказал мне, что у меня никогда не будет детей. У меня была суженная матка — дефект, который невозможно исправить. Мне было сказано, что в случае беременности у меня обязательно будут выкидыши. Это изменило картину всего моего будущего. Я всегда хотела приспособить мою профессиональную жизнь к обязанностями жены и матери. Но если мне не дано материнства, то куда больший смысл приобретало профессиональное сотрудничество в полевых работах с Рео, остро интересовавшимся моими проблемами, чем работа с Лютером, преподававшим социологию. (В действительности же позднее Лютер стал первоклассным археологом, работавшим в той науке, которая потребовала от него всего его умения обращаться с вещами, равно как и всей его человеческой чуткости. Но это позднее.) Одной из главных причин того, почему я не хотела выходить замуж за Рео, было сомнение в его; отцовских качествах. Но если у меня не будет детей...

Весной Рео написал мне, что он получил деньги от Австралийского научного совета на проведение полевых работ и что он собирается в Сидней. Я согласилась встретиться с ним в Германии, куда я направлялась для изучения океанийских материалов в немецких музеях. Наша летняя встреча была бурной, но Рео был полон заманчивых идей, и, когда мы расставались, я согласилась выйти за него замуж.

Я вернулась в Нью-Йорк попрощаться с Лютером. Мы провели вместе мирную неделю, не омраченную упреками или чувством вины. В конце этой недели он отправился в Англию, чтобы встретиться с девушкой, на которой впоследствии женился и которая стала матерью его дочери.

Я осталась жить с тремя подругами по колледжу. Мы пропели волнующую и тревожную зиму, каждая из нас страдала от своей сердечной раны. Я сохранила свой интерес к снам, а Леония рассказывала нам свои сны, которые она впоследствии переделала в стихи. В ту зиму она стала соискателем стипендии Гуггеихейма, и я настояла на том, чтобы в своем заявлении она указала на свои 119 высших баллов, полученных в колледже. И конечно, когда она пошла на собеседование с Генри Алленом Моу, так много лет возглавлявшим фонд Гуггенхейма, тот сказал: “Я был в восторге от...”— таким тоном, что она ожидала, что он добавит: “...вашей прекрасной поэмы „Возвращение домой"”, ведь только она могла оправдать такой тон, но он уточнил: “...ваших превосходных отметок в колледже!” Я почувствовала, что действительно начинаю понимать свою американскую культуру.

“Взросление на Самоа” было принято к публикации. Я добавила две главы, основанные на лекциях, прочитанных мною в клубе для девушек-работниц. Там у меня возникла редкая возможность проверить мои идеи на смешанной аудитории. В ту же зиму я написала “Социальную организацию на Мануа” ³⁷— этнографическую монографию, рассчитанную на специалистов. В музее были изготовлены новые витрины для башенного зала, куда я переместила коллекцию маори, написав маленький путеводитель для нее. Это дало мне ощущение того, что я делаю первые, еще скромные успехи в качестве музейного хранителя.