Культура и мир

Для отношений с Константинопольской Патриархией характерно проявление различных тенденций. С одной стороны, наблюдается, в особенности во второй половине XIV – нач. XV в., явное оживление духовных связей, наложившее заметный отпечаток, в частности, на жизнь русского монашества. Великолепный расцвет мистической созерцательности на Афоне[56] (См.: Флоровский 2002: 855) и возрождение в искусстве и философии. Падение империи и осуществление пустыни (Флоренский 2002: 649). …На Руси исихастская традиция в лице преп. Сергия Радонежского и его учеников выражает подъем самосознания народа, его духовных сил, приводит к освобождению от татаро-монгольского владычества, расцвету искусства (Скотникова 2002: 49). По словам В. О. Ключевского, «в сто лет 1240–1340 гг. возникло всего каких-нибудь десятка три новых монастырей. Зато в следующее столетие 1340–1440 гг., когда Русь начала отдыхать от внешних бедствий и приходить в себя, из куликовского поколения и его ближайших потомков вышли основатели до 150 новых монастырей; при этом численный перевес получают монастыри, возникавшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне, ждавшей топора и сохи» (Трубецкой 1994: 275). «А если мы примем во внимание число учеников и собеседников Сергиевых, то с большою вероятностью можем предположить, что и число духовных питомцев Преподобного Сергия, и число обителей, основанных ими и их учениками, было несравненно большим» (Свято-Троицкая Сергиева Лавра 1989: 238). Именно в эти периоды, с большей силой, чем прежде, в преходящем стремились воплотить некие вечные смыслы. «Для общественного сознания в Восточной Европе второй половины XIV в. характерно движение монашеских, даже не просто монашеских, а отшельническо-аскетических идеалов в общество – все призывались к постоянной молитве, всех побуждали становиться причастниками божественного света. Пропасть между монастырем и миром была преодолена. Фигура анахорета-подвижника оказалась не периферийной, но центральной, стержневой в культуре. Беглецы от мира взяли на себя задачу говорения миру о мире» (Прохоров 1979: 15). Не прерваны связи России с Востоком, с Афоном. На Афоне создаются целые поселения русских монахов, продолжающих дело переводов. Через них приходит в Россию «умозрительная» письменность – творения Василия Великого, Исаака Сирина, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова. Россия еще не отрезана от кровообращения Вселенского Православия. Но больше всего эта непрерванность духовной традиции открывается в русском монашестве, в истории которого XIV век навсегда останется золотым временем расцвета. Из пустыни раздался призыв преподобного Сергия Радонежского, повсюду зажигая благодатный огонь духовной жизни и разливая свет просвещения христианского; и поверившая в себя Россия увидела в небесах свой собственный образ, а иконописец, забывший уроки греческих учителей, стал писать образ Христов с русскими чертами (Трубецкой 1994: 273). Все подлинное, все живое в Русской Церкви того времени так или иначе связано с преп. Сергием. О его влиянии, о содержании, воплощенного им учения ничто не свидетельствует с такой убедительностью и силой, как иконы Андрея Рублева. Этот опыт Сергия Радонежского, новый опыт, новое видение духовного мира, воспринял от него, сам преп. Андрей Рублев: так написал он «в похвалу отцу Сергию» икону Троицы. И икона Рублева, точнее же, преподобного Сергия, стала новым каноном, новым образцом, закрепленным церковным сознанием и прочно установленным в качестве нормы Стоглавом и другими русскими Соборами (Флоренский 2005: 78). «Троица» – есть совершеннейшее произведение, действительное «умозрение» в красках, о которой недаром сказано: «если существует “Троица”, следовательно, есть Бог» (о. Павел Флоренский) (Казин 2006: 84). Органический синтез религиозно-мистических, национально-культурных и общественно-государственных начал обусловил то, что общежительный монастырь стал кузницей народного духа и самосознания. Иноческие обители, сохраняя исихастскую традицию, разрабатывали государственную идеологию Московского царства.