Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века)

На протяжении всей жизни против человека накапливаются улики — грехи, которые он совершил и в которых не исповедался и не раскаялся. Сама исповедь тоже представляет собой своего рода судебный процесс. Именно в начале XIII века ежегодная исповедь была вменена II Латеранским собором (1215) каждому верующему в качестве обязательной. Грешник в этом процессе выступает одновременно в двух ролях: в роли обвиняемого, ибо он держит ответ за свои дела, и в роли обвинителя, поскольку он должен произвести анализ собственного поведения, соотнеся каждый из своих поступков и помыслов с общезначимой религиозно-нравственной нормой; сам он обвиняет себя перед лицом представителя бога — исповедником, выполняющим в этом процессе роль судьи.

Исповедь — лучшее средство, защищающее от нечистого и его слуг. Один монах, по имени Адам, человек, известный своей святостью, и популярный проповедник, на пути из одной деревни в другую повстречал страшное чудовище, в котором тотчас распознал дьявола. Спеша оборониться от врага, он начертил вокруг себя кресты, так что они образовывали круг. Поскольку он был один и священник отсутствовал, Адам просил у Бога разрешения исповедаться прямо Ему. И чудо: по мере того как он называл свои грехи, вокруг него вырастала стена. Когда исповедь была закончена, Адам оказался как бы внутри неприступной крепости, которую дьявол безуспешно пытался атаковать. Он сумел лишь показать ему свою ужасную морду с высоты стены, повергнув монаха в трепет. Пусть никто не сомневается в том, что рассказанное — истина. От самого Адама это слышали два других брата, а они поведали мне, как и многим другим, заключает анонимный автор «Книги примеров» (LE, N 95). Итак, исповедь, дающая моральную, духовную защиту верующему, способна воздвигнуть и материальную крепость! Сближение и смешение спиритуального и телесного — характернейшая черта того склада мышления, который нашел свое воплощение в проповеди.

Признание в грехах и покаяние уничтожают улики, — исповедь стирает память о грехе. «Сокрушение заменяет муки ада муками чистилища, — пишет Жак де Витри, — исповедь делает муки временными, а полное покаяние их уничтожает. Благодаря раскаянью грех умирает, благодаря исповеди он выносится из дому, епитимья же погребает его в могиле»[111]. Это уничтожение грехов нужно понимать буквально, потому что и сам верующий и священник уже не помнят о них, и даже черт, постоянно подстерегающий грешника, более не способен изобличить виновного. Отшельник, утаивший в своем сердце один грех, повстречал в лесу пишущего под деревом дьявола и спросил его, что он пишет. «Записываю твои грехи и грязные помыслы, какие некогда были у тебя». Отшельник отвернулся и в сокрушении пролил слезы о своих прегрешениях. Вновь поворотившись к бесу, услышал он стоны: «Увы мне! Малая теплая капля смыла мой свиток и уничтожила все, что я о тебе написал». Опечаленный бес немедленно исчез (Hervieux, 398). Один теолог принудил беса открыть ему: что более всего мучит и тревожит нечистую силу? Частая исповедь, отвечал бес. Когда человек находится в состоянии смертного греха, все его члены связаны, и он не может двигаться. А когда он покается, делается он тотчас свободным и способным ко всему доброму (DM, XI: 38).

Исцеляющая функция исповеди — излюбленная тема многих «примеров».

Некий клирик так рыдал на исповеди, раскаиваясь в своих проступках, что не мог вымолвить ни слова, и священник велел ему записать грехи, но когда он развернул хартию с этой записью, то нашел ее пустой, — все написанное стерлось, следовательно, грехи были отпущены (Hervieux, 336–337; Crane, N 301; DM, II:10). Дьявол, который принес священнику запись прегрешений какого-то человека, развернув ее, обнаружил, что исповедь смыла текст (ЕВ, 176). Монахи-проповедники, странствуя в горах Ирландии повстречали некоего человечка, который признался им, что на протяжении трех десятков лет служил чертям, и показал на руке печать, скрепившую его омаж дьяволу. Когда же братья уговорили его покаяться, дьяволова печать стерлась, и черти, рыскавшие в поисках своего «беглого раба», при встрече не узнали его (ЕВ, 180. Ср. 182).