К тому же они отдают церкви дурным священникам, уподобляясь человеку, который, желая спасти сыр от мышей, поместил в ящик с сыром кота, который и съел весь сыр (Hervieux, 194; ТЕ, 251). О том, какой репутацией пользовался высший клир, свидетельствует хотя бы категорический отказ приора из Клерво Гауфрида быть избранным епископом. После смерти он явился одному монаху: дела его обстоят хорошо, но, добавил он, «если б был я из числа епископов, был бы я среди отвергнутых и проклятых» (ЕВ, 296). Возвышаясь, духовные лица рискуют утратить свои добрые качества. Некий парижский школяр говорил, что все епископы Франции слепы: ни один из них не предоставил пребенды своему учителю, бедному и честному клирику. Однако этот школяр, достигнув епископского сана, тоже ничего ему не пожаловал. Однажды, по прибытии в Париж, повстречал он своего учителя. Тот нес в руках свечи, и епископ спросил его, что это означает. Учитель: «Господин, хочу я, чтобы вы видели, ибо и вы слепы!» (ТЕ, 256). Знаменитый доктор Алэн Лилльский, о котором, возможно, рассказывается в этом анекдоте, отличался не только ученостью, но и бедностью. Когда его ученик, сделавшийся епископом, выразил свое удивление тем, что другие ученики Алэна, достигнув положения аббата, епископа и архиепископа, оставили его в нищете, Алэн отвечал, что епископ не может обладать величием, каковым обладает магистр: ведь епископом можно стать, будучи избранным тремя мошенниками, а учителей не избирает никто, кроме Создателя. Нищий и есть подлинный повелитель мира сего, — он не домогается приобретений, ничем не владеет и не боится ничего потерять (Klapper 1914, N 145). Другой клирик при встрече с епископом обратился к нему со словами: «Господин, помните, было время, когда мы были товарищами в Париже и делили и ложе и стол?» Епископ: «Не припоминаю» (ТЕ, 131).
Разумеется, не все прелаты дурные. Есть и такие, что, достигнув высокого положения, не забывают о духовном престиже бедности. О парижском епископе Морисе де Сюлли (вторая половина XII века) ходил следующий анекдот: он был сыном бедной вдовы, тем не менее обучившей его грамоте. Когда он стал епископом, мать, нарядившись в пышные одежды, пришла в Париж, но он сделал вид, что не узнал ее, и отрицал, что это его мать. Она удалилась в слезах и оделась в старое платье, и епископ, обняв ее, воскликнул: «Вот мать моя, ибо я сын бедной женщины!» (ЕВ, 278; Klapper 1914, N 141. Анекдот восходит к Жаку де Витри).
Однако и праведный образ жизни еще не все, чего следует ожидать от церковного иерарха. Прелат, суровый в назначении покаяний, причиняет больше зла, чем пользы, ибо приводит своих подопечных в отчаянье. В церковном наставнике должна быть мягкость в обращении с паствой. Как говорил парижский епископ Гийом Овернский, человек добрый и благочестивый, «я хотел бы больше прихожан послать в чистилище с малым покаянием, чем с большим покаянием в ад» (ТЕ, 253).
Алчность и роскошный образ жизни высшего клира пагубно отражались на положении менее состоятельного духовенства, и последнему иногда приходилось прибегать к уловкам, чтобы избежать разорения. Один приор, который был вынужден принять в своем небогатом приорате папского легата с его многочисленной свитой, умолял пощадить его скромные ресурсы, но добился лишь согласия на то, что половину расходов легат примет на свой счет. Тогда он прибег к обману и велел своему управителю посчитать вдвое все траты, произведенные на близлежащем рынке, так что на самом деле этот нунций, сам того не ведая, полностью оплатил свое содержание (Frenken, N 92).