Заметим: точно так же, как в качестве объекта может выступать все, что угодно, все, что угодно, может выступать и в качестве средства: любой отдельно взятый предмет, процесс, явление, любая совокупность предметов, процессов, явлений, наконец, весь доступный человеческому обозрению мир, начиная от далеких галактик, спектр излучения которых помогает нам выявить структуру вещества Вселенной, и кончая элементарными частицами, бомбардировка которыми позволяет направленно изменять структуру гена.
Заметим и другое: вовсе не обязательно постоянно замыкаться на субъект (пусть даже и через посредство целой цепи промежуточных звеньев-средств), вполне достаточно и однажды установленного факта. Именно это однажды установленное взаимодействие и является гарантом всей своего рода "надстроечной" информации об объекте, которая впоследствии устанавливается анализом.
Итак, критерием существования любого объекта является не что иное, как (не обязательно непосредственное) материальное взаимодействие его с человеком.
Собственно, именно это утверждал и Беркли, именно это утверждала и пресловутая "принципиальная координация" Р. Авенариуса, на самом деле совсем не того недоумка, каким он предстает в ядовитой ленинской критике, но весьма искушенного и очень тонкого знатока исследуемого предмета.
Слабостью английского епископа было то, что во взаимодействии он видел только чувственный контакт с предметом опыта; философия его времени могла говорить лишь о сенсорном восприятии действительности человеком. Иначе говоря, лишь о таком взаимодействии, которое всякий раз непосредственно замыкается на те или иные органы чувств человека. Но уже то обстоятельство, что любой предмет дан человеку только в непосредственном взаимодействии с ним, не позволяет философу смотреть на опыт как на какое-то пассивное, страдательное, созерцательное начало. Результат опыта не рассматривается им как простой аналог той вмятины, которую на податливом материале оставляет падающий камень.
В любом взаимодействии есть активное воздействие человека на предмет, а есть и встречное воздействие предмета на него. Одно совершенно неотделимо от другого, как аверс от реверса одной и той же монеты, а значит и чувственное восприятие действительности не может не содержать в себе какую-то активную деятельную составляющую, источником которой является сам человек. Словом, одного только воздействия предмета на органы наших чувств еще недостаточно для формирования его психического образа, - здесь необходима еще и ответная работа механизмов нашей собственной психики.
Беркли педалирует именно эту составляющую. Именно эта, выявленная им составляющая и дает основание для интуитивного заключения о том, что там, где отсутствует сам предмет, именно исходящее от субъекта действие, именно скрытая от внешнего взгляда работа каких-то глубинных структур организма и порождает его образ. Поэтому образ предмета способен долгое время сохраняться даже там, где непосредственное взаимодействие с ним человека уже давно закончилось, только благодаря ей: в памяти субъекта, как какая-то остаточная деформация, непрерывно сохраняется самоощущение свершившейся где-то в прошлом по-особому структурированной работы всех задействованных в восприятии предмета органов.
Но все же если бы в прошлом не было никакого встречного воздействия предмета на органы наших чувств, его образ так никогда и не смог бы сформироваться. Поэтому акцентировать только одну сторону опыта в конечном счете столь же ошибочно, сколь и вообще не замечать ее. Он, разумеется, не забывает, но просто оставляет в тени другую - воздействие самого предмета на нас, однако именно это и дает основание для критики. Ведь тот стихийное наивное материалистическое убеждение в самостоятельном существовании вещей, которое сидит, наверное, в каждом из неискушенных философией людей, видит тоже только одну, но прямо противоположную, сторону опыта - воздействие предмета на органы наших чувств. Отсюда то противоречие, которое легко обнаруживается уже при первом обращении к Беркли, имеет в своем основании то, что он явно говорит об одной, его критики - о другой, прямо противоположной, стороне опыта. Но стоит только объединить их и основания для опровержений исчезают.
Кроме того, философия во времена Беркли еще не говорила о практике, об опыте как о практическом взаимодействии с предметом, причем взаимодействии, где решающую роль играет какое-то промежуточное средство. Там же, где акцентируется лишь одна его составляющая (скрытая работа самих органов чувств) и эта составляющая ограничивается пределами лишь сенсорного контакта, в самом деле представляется возможным интерпретировать Беркли в духе крайнего солипсизма, так, будто в его представлении весь мир - это не более чем комплекс его ощущений. Но это уже совсем не Беркли, а только результат нашего недопонимания того, что в действительности было сделано им.