Культура, Истоки вражды

Так стоит ли удивляться тому, что столь же древнее, сколь и мечта о вечном мире, стремление к региональному - а то и вообще к мировому - господству в конечном счете восходит все к той же опасности, что таится в культуре сопредельных племен, и все к той же мечте о ее окончательном устранении?

Да, конечно, мечта Александра о военном объединении народов может быть интерпретирована и как примитивная жажда мирового господства. Но что, собственно, такое это мировое господство - только ли ностальгия по не ограниченной ничем власти, или все же ассимиляция единым укладом бытия всей варварской периферии?

Можно, разумеется, видеть в стремлении к военным завоеваниям лишь низменный порыв к грабежу, животную тягу к паразитированию на труде чужих мужчин и удовлетворению своей похоти с чужими женами и дочерьми. И в самом деле: только ли Меншиков поднимал своих солдат на штурм напоминанием о том, что "в крепости - вино и бабы"? Чего греха таить, и проникновенные слова Петра об Отечестве, произнесенные им в его боевом приказе к судьбоносной для России Полтавской битве, и повторяемый вот уже двести лет командирами всех армий мира призыв Нельсона каждому исполнить свой долг в столь же решительном для Англии Трафальгарском сражении, и упоминание молодого Наполеона о сорока веках, которые смотрят на его солдат с вершин египетских пирамид, действовали (и, вероятно, действуют по сию пору) с куда меньшей эффективностью, нежели этот бесхитростный призыв хорошо знающего душу простого солдата будущего российского генералиссимуса. Зачастую в истории народов именно обещания военачальников отдать на разграбление солдатам захваченные города и выступали действительным стимулом военных походов. Ведь если вдуматься, то и мысль о том, что война - это всего-навсего продолжение все той же политики, правда, уже другими методами, во многом являются цивилизованной парафразой именно такого понимания природы вещей. Поэтому игнорировать подобный аспект завоеваний никак нельзя. Но все же эти ли цели исчерпывают их назначение?

Представляется, что все-таки справедливей было бы видеть во всей этой пламенной риторике о низменном грабеже и порабощении некую идеологему, которая способствует мобилизации народа к отпору иноплеменному нашествию, другими словами, видеть в них лишь некий миф, позволяющий стремительно возвысить инстинктивное неприятие чужого до степени восходящего к самопожертвованию патриотического экстаза.

В самом деле, какой серьезный политик будет видеть цель завоеваний в откровенном подрыве всех основ своей собственной власти, что учреждается им на захваченных территориях? Если, конечно, это не откровенный налетчик, подобный живущим набегами на окрестные народы мелким вождям, вполне осознававшим, что удержать захваченное им не удастся даже при самом благоприятном раскладе событий,

Действительная, хотя, может быть, и не всегда осознанная до конца, цель всех этих Александров и Чингизханов, Наполеонов и Сталиных и (да простится мне, сыну пережившей всю ленинградскую блокаду русской женщины и прорывавшего ее ротного командира) Гитлеров - это все тот же золотой сон человечества о трогательном единстве народов, уже не омрачаемом никакой враждой и угрозой.

Сохранились записи Наполеона, в которых он повествует о своих планах. "Если бы эта кампания удалась, у меня были бы свои Конгрессы, свои Священные Союзы. Вся Европа составила бы один народ, одно семейство. Везде были бы одни законы, одни деньги, одна мера весов.

Я б потребовал, чтобы не только моря, но и все реки были открыты для всеобщей торговли, чтобы войска всех держав ограничились бы одной Гвардией Государей. Своего сына я б сделал соцарствующим императором. Кончилось бы мое диктаторское правление и началось б конституционное. Париж стал бы столицей мира, а я с императрицей объезжал бы свои владения на собственных лошадях, принимал бы просьбы, исправлял бы злоупотребления, рассыпал бы благодеяния". Вот такие мои мечты!

К этому можно добавить и признания в том, что в случае успеха в Европе он двинулся бы на Дамаск, Алепп и реку Евфрат, где рассчитывал на поддержку христиан - армян, сирийцев, грузин. Подняв Азию, он пошел бы в Индию и Константинополь.

"Какие перемены могли бы произойти на всем земном шаре!" - мечтает Наполеон. Но справедливо ли видеть в нем только узурпатора, чудовище, Антихриста? Справедливо ли помнить только о вероломном убийстве захваченных в Яффе нескольких тысяч военнопленных, о расстреле герцога Энгиенского, об унижении национального духа целых народов и сбрасывать со счетов вот эти идиллические мечты, эту маниловские мотивы, которые все-таки гнездились в нем? Вовсе не закабаление народов, напротив, как это ни парадоксально, - их освобождение конечная цель, наверное, всех тех, кто мечтал о мировом господстве. По-своему понятое "Царство Божие" на земле - вот действительный их идеал. Просто каждому из них, наверное, хотелось, чтобы все последующие поколения спасенных для гармонии людей помнили, что они обрели мир и благоденствие именно благодаря ему...