Культура на службе вермахта

Решение об окончательной судьбе церкви было отложено до окончания войны (Гитлер заявил, что все конфессиональные проблемы будут решены после победы^{738}); пока же режим ограничился репрессиями, запретами и арестами наиболее активных оппозиционеров. Иными словами, Гитлер ожидал, что нацистские боссы воздержатся от высказываний, задевающих чувства верующих. В принципе, однако, можно представить, что сделали бы нацисты с церковью, на примере Австрии, где католическая церковь стараниями Бормана была постепенно сведена до положения частного объединения или клуба, который в любой момент можно было закрыть. Иные всемогущие гауляйтеры (как Йозеф Бюркель в Рейнпфальце) рассматривали церковное присутствие в школе как средневековый анахронизм. Так, Бюркель в 1938 г. первым в рейхе запретил в своем гау преподавание в школе закона божьего, а от оппозиционных католических священников избавился простым запретом на преподавательскую работу^{739}. Когда в декабре 1941 г. министр по делам церкви Ганс Керрль умер, его пост уже никто не замещал, что можно было расценивать как дурной для церкви и верующих знак^{740}. Впрочем, и самого Керрля Гитлер ни во что не ставил.

Представляется, что Гитлер был одинаково далек и от умеренно-репрессивного курса Керрля и от радикализма Бормана. Такое промежуточное положение сохранялось до краха 1945 г.^{741} Немецкий историк Брахер писал: «Гитлер был слишком прагматичным и сконцентрированным на имперских целях политиком, чтобы создавать себе лишнюю оппозицию в лице церкви»^{742}. Церковь же, со своей стороны, в тяжелые годы нацизма смогла уберечь в человеческих душах те нравственные ростки, которые дали всходы в послевоенное время. Обе церкви явили способность к нравственному самоочищению и покаянию. Церкви Германии оказались единственными учреждениями, избежавшими полной мировоззренческой унификации; это, однако, не означало, что они целиком находились в политической оппозиции и Сопротивлении: консервативно-националистическая ориентация руководства церкви предопределила лояльное отношение церквей к нацистскому государству. Более того, папский престол признал свою долю вины в нацизме только в 1987 г., хотя еще в войну Пий XII публично заявлял о непризнании режимов, основанных на репрессиях, а потом даже провозгласил «принцип этического превосходства христианства над любой другой формой политического устройства»^{743}. Протестанты сразу после войны (Штутгартское заявление от 19 октября 1945 г.) заявили о покаянии и вине за нацизм.

ГЛАВА IV. ПРОПАГАНДА И ОБЩЕСТВО В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ

«Современная техника пропаганды является более разрушительной, чем какое-либо оружие. Она препятствует осуществлению дальновидных и конструктивных решений и представляет собой весьма опасную тенденцию развития в условиях современной массовой демократии».

(Герман Брюнинг)^{744}

«Язык — самое фашистское явление, которое только может быть, поскольку фашизм — это не тогда, когда заставляют говорить, а тогда, когда заставляют слушать».

(Роман Барт)

«Своеобразие политического развития Германии заключается в том, что у нас политическая демагогия и иллюзии играют значительно большую роль, чем у других народов».

(Альфред Розенберг)

Роль пропаганды в процессе общественной мобилизации в Третьем Рейхе

Пропаганда — это ключевое понятие в истории нацистского движения, в ней сокрыт секрет силы его воздействия на немецкое общество. Воздействие на общественную мобилизацию нацистской пропаганды за 12 лет диктатуры было велико, как никогда в немецкой истории; влияние ее было действенным и незаметным, пропагандистские акции осуществлялись с невиданным мастерством. Не зря американский историк Герцштейн назвал книгу о пропаганде в Третьем Рейхе «Война, которую Гитлер выиграл».