3. В сфере ритма: обилие пиррихиев и два спондея в последней строфе, из которых сильнейший «вОлн, бьЮщихся».
4. В сфере музыкальности: обилие многосложных слов в шестистопном, новом, – Кушнеровском ямбе, – 24 трех- и более сложных слов! – из 50 полнозначных лексем. Плюс плавающая цезура и наличие в первых двух стихах прямого анжамбемана, который делает звучание не надломленным (как у иных), а производит «открытый перелом» музыкальной фразы, интенсифицирующий глубинный и эксплицированный смысл «тоска».
5. В сфере фоники, фонетики и фоносемантики: «с той» = «стой!; консонантное начало 11 стихов из 12 – и йотовые, сонорные, вокальные и консонантно-щелевой [с] финали всех 12 стихов. А также (это, может быть, самое важное) наличие в стихотворении анаграмм «смерть» и «смысл» и противоположенной им анаграммы «слово». И т. д. и т. п.
Поэзия Александра Кушнера не только афористична, но и содержит в себе объемный ряд шедевров. Перечислю некоторые из них: «Вводные слова», «Рисунок», «Ваза», «О здание Главного штаба…», «Уехав, ты выбрал пространство…», «Удивляясь галопу…», «Танцует тот, кто не танцует…», «То, что мы зовем душой…», «Нет, не одно, а два лица…», «Он встал в ленинградской квартире…», «В поезде», «Стог», «Казалось бы две тьмы…», «Снег подлетает к ночному окну…», «Ну прощай, прощай до завтра…», «Пойдем же вдоль Мойки, вдоль мойки…», «Быть нелюбимым! Боже мой…», «Я шел вдоль припухлой тяжелой реки…», «Времена не выбирают…», «Ребенок ближе всех к небытию…», «Сложив крылья», «С той стороны любви, с той стороны смертельной…», «И пыльная дымка, и даль в ореоле…», «Наши поэты», «Ночная бабочка», «Как пуговичка, маленький обол…», «По эту сторону таинственной черты…», «Бог с овцой», «Как мы в уме своем уверены…», «Ночная музыка», «Аполлон в траве», «Запиши на всякий случай…», «Конькобежец», «Сахарница», «Смерть и есть привилегия, если хотите знать…», «Когда страна из наших рук…», «Пить вино в таком порядке…», «Прощание с веком», «Посчастливилось плыть по Оке, Оке…», «Галстук», «В декабре я приехал проведать дачу…», «Сегодня странно мы утешены…», «Современники», «Люблю тебя в толпе увидеть городской…», «И стол, и стул, и шкаф – свидетели…», «На вашей стороне – провидцев многословный…», «Шмель», «Луч света в темном помещении…», «Как римлянин, согласный с жизнью в целом…», «В поезде» (2), «Не может быть хуже погоды…», «Хотелось умереть сейчас, сию минуту…», «В красоте миловидности нет…». «Уточка словно впряглась и всю воду…», «А это что у нас растет, болиголов…», «Побудем еще на земле…».
55! Этот ряд, естественно, может быть и неполным и избыточным. Но… Занимаясь историей русской (и мировой: англоязычной, немецкоязычной, франкоязычной, испаноязычной и итальяноязычной) поэзии, уже исследовав и до сих пор исследуя особенности языковой способности, языковой личности и поэтической способности (термины общепринятые в антрополингвистике) более 100 русских поэтов (18–21 вв.), я заметил, что поэт создает (хочется сказать: «в среднем», да что-то не могу) ок. 50 замечательных, превосходных, гениальных стихотворений (замечу, что уверен: гениальных поэтов нет – есть гениальные стихи), – иногда их бывает чуть меньше, иногда чуть больше. Sic.
Россия – страна провинциальная, и в шестидесятые-семидесятые-восьмидесятые годы – особенно: внешняя ветхость внемосковья и внеленинградья, убогие промзоны, просто зоны и, закрытые для иностранцев, для нормальных товаров, еды, одежды, книг и т. п., – города, тем не менее, жили. И люди (естественно, не все) читали Толстого, любили Лермонтова, боготворили Тютчева. Кстати, А. С. Кушнер в одном из интервью говорит, что в то время можно было достать любую книгу (или ее копию). Так и было. Но для юношей с Уралмаша (а я там родился и жил до 18 лет), с Химмаша, с Эльмаша и еще Бог весть с какого -маша все это было мечтой. И только «кухня-академия» Майи Петровны Никулиной действительно создавала воздух культуры в огромном мрачном и сером Свердловске.