Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций

В США как одном из образцов капиталистического государства статус общекультурных принципов занимают принципы конкуренции и рынка, выраженные в идеологии «помоги себе сам», что идет вразрез с этикой взаимопомощи. Капитализм только условно называется демократическим режимом, а на самом деле в нем голосуют деньгами; у кого денег больше, на той стороне перевес. Отождествление свободы с частной собственностью противоречит принципу фактического равенства людей, так как далеко не все обладают этой собственностью в равной мере. Сама конкурентная борьба в условиях свободного рынка, за который так ратует либеральная идеология, оборачивается материальным неравенством. Каждый имеет право на собственность, но не каждый реально владеет ею, да и собственность конкретных лиц сильно разнится друг от друга. Хоть все и наделены одинаковыми правами, никто не равен никому. И даже если допустить, будто в условиях конкуренции на рынке побеждают самые достойные (чего, естественно, нет), в таком случае тоже налицо нарушение принципа социального равенства, так как отсутствует система распределения богатств. В состоянии усиливающегося неравенства и текучей неопределенности многие как индивидуальные, так и социальные недуги усиливаются, поскольку само неравенство — это триггер, обоснованно ассоциирующийся с острой несправедливостью и запускающий агрессивную реакцию (как на окружающих, так и на себя). Непонятно вообще, как апологеты рынка могут защищать данную систему ценностей, если был зафиксирован низкий уровень имущественного расслоения, безработицы, преступности, самоубийств, наркомании и психических расстройств, а также более высокий уровень жизни, нравственной культуры, образования, и высокий показатель научных изобретений в обществах, где преобладает относительное равенство. Люди не были так разобщены, они больше доверяли друг другу, и это доверие выражалось в отсутствии домов-крепостей, неприступных заграждений с табличкой «частная собственность», вооруженных до зубов охранников, скрытых систем видеонаблюдения, сигнализаций на автомобилях и кодовых замков на дверях подъездов. «Если национальной идеей позднесоветского человека была отдельная квартира, то национальной идеей человека постсоветского стала дача с глухим забором — ментальный символ современных россиян»^[77]. Отгороженный средствами безопасности дом формирует некое иное минипространство, находящееся внутри большого городского пространства и вместе с тем отличное от него. Сами же средства защиты в своей совокупности создают некую новую форму эстетики — эстетику безопасности. Парадоксально то, что в условиях глобализации, которая вроде бы разрушает границы, закономерным образом границы возводятся. Только это те границы, которые как раз и нужно разрушить, ибо они плотными стенами недоверия отделяют людей друг от друга. Возведение границ, изолирующих людей друг от друга, стало стратегией достижения индивидуального комфорта и безопасности. Те, кто успел более или менее долго пожить при советском строе, вспоминают о безбоязненном отношении к ночным прогулкам по городу и вообще о более высоком уровне доверия между людьми; сейчас общественное доверие и взаимопомощь стали всего лишь предметом ностальгических воспоминаний. На наш взгляд, это является настолько' важным показателем, что он способен перечеркнуть все достоинства (и, конечно, то, что принято считать достоинствами) постсоветского времени. Люди утратили доверие друг другу, они опасаются друг друга, боятся уличной преступности, и потому ограждают себя средствами безопасности. Вместе с тем архитектура безопасности только усиливает страх как утех, кто ею пользуется для отделения себя от «враждебного» мира, так и у тех, кому она постоянно попадается на глаза, маячит перед взором и своим присутствием легитимирует собственную функциональность и полезность во «враждебном» мире. Сегрегация усиливает саму себя, и физическое отделение идет рука об руку с психологическим. К счастью, эта сегрегация пока не достигает гипертрофированных размеров, не приводит к геттоизации городского населения, к его фрагментации, к физическому отделению различных социальных слоев (или сообществ) друг от друга, вследствие чего возникла бы однородность пространства, результат которой — максимальное снижение навыка общения с «другими» и терпимости к различиям, а также усиление боязни незнакомцев.