Культура сублимации: опыты самодостаточности

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.

Два правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем «что попало» есть,

И лучше будь один, чем вместе «с кем попало».

(Омар Хайям)

«Йог жертвует апану в прану» – утверждалось еще в «Бхагавадгите», что подразумевало обращение направления потока энергии снизу вверх: точно так же происходит и процесс сублимации сексуальной энрегии в оджас (духовную мощь). Собственно, сама санньяса понимается как внутреннее жертвоприношение: жертвенный огонь разжигается внутри тела практикующего, что составляет жизненную основу йогической практики. Это пламя выступает кремационным костром, в котором сгорает социально-обусловленная личность. Посткремационное существование санньясина (жертвователя) представляет собой «алтарь жертвоприношения», которое полностью овнутряется в нем. Во внутреннем огне тапаса (подвижничества), который поддерживается топливом жизненного дыхания, совершается прана-агнихотра (жертвоприношение жизненных сил в огонь духа) – таковы истоки йоги. По сходной схеме развивалась интериоризация тантрических ритуалов.

Среди вышеупомянутых йогов Матсьендранатха и Горакхнатха – основателей натха-йоги, в рамках которой зародилась хатха-йога[17] как одна из тенденций к сублимации тантры, – первый был известен как владыка кулы, или океана сансары (властелин мира), а второй – тапасвин и аскет (отрешенный от мира). Один из них воплощал собой символ нисходяшей вниз воды, или апаны, а второй – восходяшего вверх огня, или праны. В «Брахманда-пуране» Горакхнатх упоминается как владыка ветров – богов Марутов. Не случайно в Непале есть легенда о том, как Горакхнатх силой своего тапаса (подвижничества) наслал жару на всю страну, и наступила засуха, но проклятье снял его учитель Матсьендранатх, вызвав дождь, что спасло жителей от многолетнего голода. Эта история натхов говорит о том, что пути тапаса и тантры для тантрических йогов были взаимозависимыми, равно как и главные виды праны внутри человеческого тела – прана и апана.

В тантрическом внутреннем ритуале истечение семени по-прежнему служит жертвой, жар подвижничества – огнем, а дыхание – дуновением ветра, необходимым для разгорания огня и полного сжигания топлива. При тантрической мастурбации предполагается «секс богов внутри тела»: алхимик начинает с создания диаграммы в сердце своей лаборатории, устанавливая в нем образ лингама, а затем воспроизводит особые мантры, вызывающие сексуальное единение богов внутри него самого.[18] Далее, производя внешние действия по построению мандалы, он неизменно исходит из присутствия внутри блаженного слияния божественных супругов. В такой алхимической лаборатории тело отождествляется со всей вселенной, личная самость – с Абсолютом, а сама структура отождествления – с храмом. План построения внутреннего «храма любви» отвечает логике индуистского священного пространства, а также соответствует последовательности преобразований, приводящих в итоге к выделению из самого себя и для самого себя «элексира бессмертия».

Овнутрение ритуала жертвоприношения доводится в пределе до самарасы – «равновесия» между противоположными по качеству жидкостями, символически представленными белым семенем и красной кровью, буквально «единовкусия». Это понятие встречается как в поздних трактатах по хатха-йоге, так и в общих трудах по тантре, касающихся предмета психологической личной интеграции как технического средства для достижения полной самодостаточности. В данном состоянии побуждения самого Абсолюта к самовыражению и самопогружению безупречно уравновешены внутри человеческого микрокосма. В хатха-йогической системе натха-сиддхов расы представлены как мужские и женские половые жидкости, выступающие материальными субстанциями для проявления Шивы и Шакти соответственно. Обретение равновесия порождает маха-бинду – йогический «зародыш», из которого развивается всемогущая бессмертная самость дживан-мукты.