Читаем Культура времен Апокалипсиса полностью

Реакция его отца была не такой противоречивой. Из-за преступления своего сына он чувствовал себя обязанным оставить пост главы корпорации. Его жена пережила нервный срыв. Публикация романа Кара стала ударом. Но публикация книги собственного сына стала последним унижением. Угрожая засудить издателя, он вынудил остановить ее печать. Тем не менее, он согласился принять авторский гонорар, поскольку, отказавшись, он бы просто увеличил издательскую прибыль. Вообще говоря, само это действие рассматривалось им как своего рода соучастие, принятие плодов дурной славы.

Получалось так, что последствия странного преступления Са-гавы грозились стать более сенсационными, чем само убийство.

В мае 1985-го, через четырнадцать месяцев после заключения в лечебницу, Сагаве позволили вернуться в Японию. О причинах, побудивших французские власти к принятию этого решения, бытуют различные мнения. Истиной определенно является то, что доктор Бернар Дефер, один из психиатров Сагавы, пришел к заключению, что поскольку его парафилии, или извращенные сексуальные фантазии, постоянны, против «психоза» Сагавы нет лекарства, а потому Сагаву придется содержать в Вильжуифе весь остаток его жизни за счет французских налогоплательщиков. Единственной альтернативой было депортировать японского каннибала в родную страну.

Возможно, что свой вклад в стремление властей избавиться от Сагавы внес еще один скандальный эпизод. Как раз перед его освобождением журналист Paris Match был арестован за публикацию снимков расчлененного трупа Рене Хартвельт, лежащего на столе в морге. Власти конфисковали четверть миллиона копий журнала. Очевидно, что во Франции потребность в отвратительных фактах была столь же сильна, как и везде.

Сам Сагава, хотя и был обрадован решением о своем освобождении, все же хотел остаться во Франции; он боялся, что японские власти откажут ему в паспорте, и он больше не сможет выехать за границу.

Вообще-то, выйдя из здания французской больницы, он был технически свободен; его освобождение было безусловным. Но было очевидно, что, если он вернется в Японию свободным человеком, шум поднимет как французская, так и японская пресса. Потому его семья решила, что он должен поступить в Токийский госпиталь Мацудзава в качестве добровольного пациента.

Даже в самолете, летящем 27-го мая 1985-го года в Токио, японский каннибал обнаружил, что окружен бойкими журналистами и фотографами. Французские доктора, сопровождавшие его, запретили любые интервью, но как только он сошел с самолета в Токио, его окружило еще большее количество представителей прессы. Возбуждение было вполне объяснимо. Какая новость может оказаться горячее, чем возвращение на родину популярного автора, который, к тому же, каннибал? Фотографы снимали машину скорой помощи, увозившей его прочь. Французские доктора, радующиеся избавлению от своего подопечного, поспешили обратно в Париж.

Проснувшись на следующее утро в госпитале Мацудзава и прочитав несколько газет, он ужаснулся тем, что общим тоном публикаций была презрительная враждебность. Более мирской человек мог бы этого ожидать; но ведь до убийства Сагава был истинным затворником, а после него четыре года пребывал то тюрьме, то в больнице. Поэтому Сагава был потрясен. Он не имел понятия о том, что шок, который он испытал от поведения прессы, неизбежен для всех, кто имел несчастье приобрести печальную известность, а все казалось бы дружелюбные и сочувствующие интервьюеры оказываются не только язвительными и едкими, но также и ничуть не заботящимися о точности.

После того, как прошедшие сутки показали, что интерес средств массовой информации далеко не исчерпан, Сагаву поместили в отдельное крыло, а окна заклеили, чтобы помешать фотографам, умудрявшимся забираться к ним по лестницам.

Доктора были разъярены этой осадой, и после дружелюбности французской лечебницы Сагава внезапно обнаружил, что к нему относятся с холодным негодованием. Психиатры не хотели с ним разговаривать. Один из них даже сказал ему, что хотел бы, чтобы Сагава ушел, что его было «слишком много».

Причины подобного отношения вскоре прояснились в интервью, которое дал Цугуо Канеко директор госпиталя Мацудзава. Доктор Канеко и четыре его ассистента пришли к неожиданному выводу, что Сагава вообще не был каннибалом, что все это было лишь шарадой, целью которой являлось ввергнуть французские власти в заблуждение о том, что он был не просто ординарным насильником. По мнению доктора Канеко, Сагава страдал скорее от обычного расстройства личности, чем от какого-либо психоза, который мог бы избавить его от ответственности за содеянное. «Я считаю, что он вменяем и виновен. Он должен быть в тюрьме».

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже