Культура времен Апокалипсиса

Безусловно, мой интерес к Процессу был продиктован моим личным крестовым походом против мрачной атмосферы, создаваемой бездушными технологиями и бюрократией. Экология тогда еще не казалась привлекательным лозунгом для материалистов яп-пи, деревенских политиков и ежеквартальных отчетов акционеров. Мы находились под гнетом лишенной ценностей эпохи, где рекламные слоганы заменяли поэзию, брачные контракты — любовь, а телепроповедники — подлинную духовность. В отличие от чуждых и декадентских восточных культов, у Процесса была четкая западная неоготическая символика: аккуратно подстриженные волосы до плеч и столь же ровно подстриженные бороды, ладно скроенные накидки на манер плаща фокусника и черные униформы.

Мои ранние воспоминания о Процессе связаны с морозными ночами, когда температура опускалась ниже нуля, и когда мы с друзьями бродили по темным обезлюдевшим улицам в северном районе Чикаго, где еще оставались мощеные булыжником улицы, не скрытые под слоем асфальта. В ночном небе еще можно было разглядеть редкие звезды, так как ртутные фонари пока не были установлены в этой части города.

Штаб-квартира Процесса располагалась в четырехэтажном особняке в викторианском стиле, который также являлся местом жительства для мажордомов чикагского отделения. Проходя той морозной зимней ночью по внутреннему дворику, освещенному желтым светом фонарей, мы встретили нескольких молодых людей в черных униформах и черных накидках, говоривших с группой людей в обычной одежде. Высокий худой человек с аккуратно подстриженной бородой энергично поприветствовал нас, произнеся «Все как есть», на что я ответил положенное «Да будет так». Я спросил его, как пройти в кафе, о котором мне рассказали знакомые из секты, и он указал в направлении задней комнаты, где была лестница, ведущая в подвал. Мы спустились по узкой извилистой лестнице в подвальное помещение, откуда доносилась музыка.

«Все как есть», — поприветствовала нас привлекательная миниатюрная девушка с акцентом, характерным для британского высшего общества. «Да будет так», — ответили мы. Она провела нас к столику и принесла меню. Мы заказали чай и слушали записи фолк-музыки в исполнении Джона Ренбурна и группы Pentangle. Музыка как нельзя лучше подходила к интерьеру кафе. Оно было с низким потолком и занавесками на окнах, находившихся вровень с полом, если смотреть с улицы. Подержанные столы, стулья и скамейки — вот и все убранство кафе. В центре каждого стола стояла зажженная свеча.

Несколькими днями ранее я столкнулся на улице с миловидной девушкой, говорившей с английским акцентом и одетой в униформу Процесса. Это было на Уобаш-авеню в деловом районе Чикаго. Она дала мне листовку со списком мероприятий секты и пригласила посетить кафе. В тот же день я заглянул в один магазинчик психоделического толка, где были выставлены мои постеры. Один из сотрудников магазина был знаком с деятельностью Процесса и дал мне один из выпусков их издания Fear.[10] Цвета и графика были довольно броскими и хорошо скомпонованы, и я углубился в содержание газеты.

В кафе нас никто не пытался обратить в новую веру, и мы даже несколько разочаровались в секте, как вдруг было объявлено о том, что «субботнее собрание» начнется через несколько минут на верхнем этаже дома. Предвкушая некоторое приключение, мы поднялись по узкой лестнице на недостроенный чердак здания, где стропила и деревянные балки поднимались к остроконечной крыше. Несколько десятков людей уже сидели полукругом на подушках, лежащих на полу. В центре круга располагался низкий круглый стол, укрытый черно-красным покрывалом, края которого спускались к полу аккуратными складками. Окно закрывала черная штора, в центре которой был изображен красный козел Мен-деса. Слева располагался большой гонг. С одной стороны алтаря стояла стальная емкость с жидкостью, с другой стороны — стальная емкость с горящим костром.

Напротив козлиной головы, изображенной на занавесе, стоял человек в накидке — церемониальной одежде, похожей на ту, что носят католические или англиканские священники. На накидке был изображен символ — нечто напоминавшее конфирмацию омеги. Позже мы узнали, что этот человек назывался Приносите-лем жертв. При входе в комнату стоял еще один человек в длинном черном балахоне, поверх которого была также надета ритуальная накидка. В центре накидки красовался символ Процесса — четыре латинские буквы «Пи» в форме символа, похожего на свастику. Этот человек назывался Евангелистом. Приноситель жертв держал в руке книгу в обложке из красной кожи, а Евангелист точно такой же том, но в черном переплете.

Наши глаза, наконец, привыкли к свету белых и красных свечей. Прошла минута полной тишины, и двое мужчин начали песнопения: