Культура заговора: от убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Во Вьетнаме Мэтта настигает еще одно прозрение, когда он замечает, что «баллоны [с агентом «Оранж»] напоминали жестянки с замороженным соком Minute Maid, увеличенные безумными стараниями Управления ядерного оружия» (U, 463). То, что поначалу кажется всего лишь видимым сходством, порождением одурманенного сознания, годы спустя становится мучительным нравственным вопросом, заявляющим о себе, когда Мэтт ждет восхода в пустыне, раздумывая об уходе с работы, связанной с бомбой: «Как уловить разницу между апельсиновым соком и агентом «Оранж», если одна и та же огромная система связывает их на уровнях, недоступных нашему пониманию?» (U, 465). Мэтт начинает понимать, что «все в конце концов связано, или только кажется, что связано, или кажется лишь потому, что так и есть на самом деле» (U, 465). Он проникает в глубоко лежащие связи между не связанными, на первый взгляд, друг с другом сферами экономики, «недоступные нашему пониманию», при помощи ряда вербальных и визуальных ассоциаций. Подсознательное ощущение Мэтта, что «все сходится в какой-то неизвестной точке» (U, 408) далеко от преувеличенно конспирологических разоблачений преступных действий и тайных взаимных интересов экономики военного и мирного времени». Далеко эго ощущение и от традиционной формы системного анализа, усвоенной Мэттом во время учебы, ибо в условиях глубокого проникновения логики рынка во все сферы общественной жизни выделить автономные системы невозможно.[530]

Хотя силовое поле военно-промышленного комплекса и не изображено в «Подземном мире» во всех подробностях, его метафорические точки схождения предлагают альтернативную и лежащую на уровне подтекста историю возникновения глобализованной экономики в отличие от очевидного интереса романа к окончанию «холодной войны». Список брендов и пересекающихся деловых интересов начинается с происходившего в 1950-х годах эпизода с «раскрашиванием в полоску» машины в подворотне и заканчивается сложной транснациональной операцией, которую Виктор Мальцев проворачивает в 1990-х для того, чтобы избавиться от токсичных отходов, используя переделанное ядерное оружие: ««Чайка» связана с государственным комплексом вооружений, с лабораториями, где ведутся работы над бомбой, и судостроением» (U, 788). Непрерывное присутствие этих форм взаимосвязи на протяжении всего времени, охваченного романом, указывает на то, что открытая идеологическая борьба, которая велась в эпоху «холодной войны», была всего лишь неким вставным номером по отношению к тому, что было — и остается — в буквальном смысле бизнесом несмотря ни на что.

Апельсиновый сок Minute Orange

Хотя отдельные связи, просматривающиеся в «Подземном мире», можно встроить в стройное повествование о квазикон-спирологическом сговоре корпораций в условиях глобализованной экономики, в романе есть и много других связей, которые не хотят вписываться туда с такой же легкостью. Возьмем пример с металлическими бочками сока Minute Maid. В отрывках, приведенных выше, связь между оружием и предметами домашнего обихода, хотя и прослеживается больше на символическом, чем на фактическом уровне, все же наводит на правдоподобное предположение о том, что и то и другое является частью какой-то более крупной системы производства. Но о чем мы должны подумать, обратив внимание на другие упоминания апельсинового сока в романе? Мимоходом мы узнаем, что основатель рекламного агентства Чаки Вейнрайта мечтает о том, чтобы ему поручили рекламировать Minute Maid, в тот день, когда решает подарить бейсбольный мяч своему неблагодарному сыну, который потом погибнет во Вьетнаме. А в превосходном финале романа личико уличной девчонки Эсмеральды появляется на рекламном щите под рекламным плакатом — чего же еще? — апельсинового сока Minute Maid.

Но как раз эти проявления странной связи заставили некоторых обозревателей критиковать роман за его чрезмерную па-раноидальность. Джеймс Вуд утверждает, что в конечном счете роман воспроизводит параноидальное мировоззрение человека вроде Гувера и в результате ««Подземный мир» отдает литературу на откуп мистицизму, который ему следовало бы отбросить».[531] Майкл Дибдин делает похожий вывод о том, что роман Делилло «в итоге предлагает ложное подтверждение параноидальным страхам, которым он адресован, будучи открыто управляемым от начала до конца».[532] Во многих отношениях эти критические высказывания повторяют давнишнее неодобрение конспирологических произведений за то, что они «скрывают очевидное под покровом непонятного».[533]