Культура заговора: от убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Сложности возникают и при попытке определить, на кого рассчитаны эти книги и какие цели преследуют их создатели, помимо меркантильных. (Можно предположить, что как и в случае с аудиторией Weekly World News, предпочитающей носить бифокальные очки, непрофессиональных критиков-культурологов, которым хочется ощутить дрожь от прогулки по интеллектуальным трущобам, наберется больше, чем «настоящих» читателей.) Хотя эти издания (а также их сайты в сети) и отличаются друг от друга по стилю и формату, их объединяет авторский тон, в котором, среди прочего, можно отследить неприкрытый интерес к странным явлениям и полуироничную отстраненность от каких-то более неправдоподобных теорий. Здесь видно и искреннее, подспудное контркультурное желание рассказать людям правду о том, что делает с ними их правительство, а также чувствуется усталое смирение: чрезмерное количество плохих вещей, случившихся в американской истории за последние десятилетия, делает перемены невозможными. И все это приправлено коммерческим резоном, подсказывающим, что хотя вся эта когда-то андегра-ундная чушь и стала общеизвестной, люди по-прежнему хотят ее читать. Так, на своем сайте disinfo.com Ричард Мецгер выдает сплав ярых контркультурных проповедей, иронического интереса к стоящим на границе культуры убеждениям и циничной усталости, вызванной тем, что большинство вещей оказывается правдой, но их разоблачение особой роли уже не играет. В интервью и беседах с корифеями конспирологического сообщества, которые транслируются через Интернет раз в две недели, Мецгер обнаруживает искреннее желание походить на радикалов 1960-х годов в стремлении просветить свою аудиторию и вскрыть несправедливость, но вместе с тем демонстрирует циничное отношение хипстера цифровых 1990-х к зарабатыванию денег в Сети благодаря хорошему знанию доверчивой публики. Обозревая сайт unamerican.com для программы «Disinfo Nation», Мецгер счел авторов сайта виновными в разжигании «коммодифицирующего восстания за массовое рыночное потребление», но все же с иронией признал, что оно «стоит в том же ряду, что и, например, эта программа».[127] Таким образом, культура заговора — это уже не симптом наивной и неистовой демонологии, но выражение согласия с тем, что подозрение стало стандартной реакцией (включая даже циничный и саморефлексирующий скептицизм) на сами подозрения.

II. «Вайнленд» и видимость

«Они обвиняют нас в паранойе»

Изменения в стиле и функции конспирологического мышления, обозначенные выше, отражены в творчестве Томаса Пинчона, главного специалиста по паранойе среди американских писателей. Пинчон, если и не был сам источником настроений своего поколения, то один из тех немногих писателей, кто уловил их. Так, в благожелательном отзыве о культурных экспериментах 1960-х годов «Врата рая» Моррис Дикштейн утверждает, что «эмоциональность Пинчона, свойственная также и некоторым первым битникам… удивительным образом предвосхитила настроение молодежи в конце 1960-х годов». По мнению Дикштейна, для них «паранойя, как и радикализм, употребление наркотиков и жизнь в коммуне, были и отказом от официальной культуры, и формой групповой солидарности, сулящей возможность прожить жизнь по-настоящему».[128] Помимо того что в первых трех романах Пинчона отражено возникновение массовой культуры заговора, они сыграли немаловажную роль и в формировании самой этой культуры. Зато четвертый роман стал пересмотром, если не важным переосмыслением параноидального стиля в художественной литературе. Далее в этой главе мы рассмотрим, каким образом ранние, в большей степени контркультурные романы о паранойе как протополитической возможности, уступают место парадоксальному циничному легковерию, которому посвящен «Вайнленд».

Увидевший свет в том же году, когда Хофштадтер выступил со своей лекцией о параноидальном стиле, первый роман Пинчона «V» (1963) выстраивается вокруг серии исторических зарисовок на тему массовой паранойи, начиная со страхов перед анархистами, охвативших Флоренцию в конце XIX века, и заканчивая слухами об аллигаторах, облюбовавших канализацию Нью-Йорка в 1950-х годах. Эти разнородные события объединены лишь благодаря фигуре Герберта Стенсила, сына дипломата. Само воплощение параноидального стиля на государственной службе, этот герой считает, что все эти события служат доказательством «Самого Главного, то есть виртуозной интриги века… окончательного Заговора Которому Нет Имени»*.[129] Все эти на вид стратегические элементы социально-экономического кризиса также представляют важный момент скрытой истории параноидального стиля. Роман «V» становится и наглядным примером чтения между строк истории, и анализом исторического возникновения этого способа параноидального чтения. Как и статья Хофштадтера, первый роман Пинчона тяготеет к психоисторической трактовке параноидального стиля. Примечательно, что именно дантист и по совместительству психоаналитик Стенсила Айгэнвелью ставит своему пациенту самый недвусмысленный — и явно сатирический — диагноз: