Культурист

Так что Влад с Юлей просидели на кухне до самого утра, попивая чай, то и дело целуясь и вполголоса рассказывая друг другу о прошлом. Юля лишь время от времени выходила в комнату, чтобы проверить, как там бабушка. Невский узнал, что муж Юли был известным предпринимателем, одним из первых в Москве, кто сразу после разрешения Горби открывать кооперативы успел сколотить огромное состояние и, по его словам, «закрыть вопрос о расходных средствах раз и навсегда». Им троим – мужу, Юле и пятимесячной дочке Алине – хватало денег на всю оставшуюся жизнь. А потом их машину остановили на Рублевском шоссе люди в милицейской форме и в упор расстреляли из автоматов. Семья, сопровождаемая машиной охраны, возвращалась в столицу с дачи. Погибли все, кроме Юли: оба телохранителя, муж, няня и спящая крохотная дочурка. Пули из автомата буквально изорвали маленькое тельце девочки на куски. А Юля, защищенная принявшим на себя все пули телохранителем, каким-то невообразимым чудом выжила в этой мясорубке. На ее теле врачи нашли всего лишь несколько порезов от стекол. Убийц, разумеется, так и не вычислили. Впавшая в глубокий ступор Юля долго лежала в психиатрической больнице, отказываясь есть и абсолютно не разговаривая. В конце концов врачи смогли вернуть ее в мир нормальных людей. Но жить в Москве, где все напоминало о разыгравшейся у нее на глазах трагедии, она не смогла. Получив от единственного компаньона мужа – по ее твердому мнению, непосредственного заказчика убийства, – огромные, по меркам обывателей, но все-таки совершенно не соизмеримые с бизнес-активами мужа «откупные», Юля, сама родом из Калининграда, подписала необходимые документы и уехала в Ленинград, где до замужества три курса проучилась в ЛГУ. Знакомый мужа, ленинградский коммерсант средней руки, через маклера помог ей подыскать и купить квартиру в центре. Она замкнулась в себе, стала каждый день подолгу проводить в церкви, посещать воскресную православную школу. А потом, увидев на улице людей в красно-синей униформе, сама предложила свои услуги только что открывшей свое представительство «Армии спасения». Хитрые святоши быстро смекнули, что к чему, при помощи психолога «раскрутили» убитую горем вдову, уговорив перевести на счет миссии половину всех доставшихся ей от мужа денежных средств. После чего отправили на курсы медсестер-сиделок. И вот уже больше года Юля ухаживает за больными стариками, как и все сестры, получая от благотворительной миссии скромное денежное пособие. А еще Невский узнал, что со дня трагической гибели мужа и дочки у Юли не было ни одного мужчины. По сравнению с этой душераздирающей историей спортивная и морпеховская биографии Влада, рассказанные им без утайки, выглядели более чем скромно. И слава Богу. До сих пор беды обходили Невского стороной, и самым большим его разочарованием за двадцать лет был неурочный призыв на службу...

В семь часов утра Юля в очередной раз подошла к спящей бабушке – и не обнаружила у Натальи Львовны пульс. Упавшим голосом она тихо позвала с кухни Влада. Уронив лицо ему на грудь, долго, навзрыд, плакала. А катающий желваки, бледный как полотно Невский стоял рядом с постелью бабушки, глядел на умиротворенное лицо покойной, бережно гладил рыдающую Юлю по волосам и удивлялся: почему сам он не проронил ни слезинки, если в груди все так и стонет от боли?

До самого дня похорон Натальи Львовны, состоявшихся через трое суток на Южном кладбище, под холодным проливным дождем, в присутствии немногочисленных знакомых семьи, соседей и прилетевшей мамы, Влад и Юля почти не расставались. Познакомив маму с «девушкой своей мечты» и сообщив Вере Ивановне о принятом им твердом решении остаться в Ленинграде, Невский вместе с матерью улетел назад в Ригу, чтобы забрать из военкомата паспорт, получить свою долю из совместного с Димкой бизнеса, реанимировать пылящийся в гараже «жигуль», загрузить в багажник личные вещи и вернуться обратно. К любимой женщине. Для того, чтобы начать строить новую жизнь...

Глава четвертая ЗДРАВСТВУЙ, ПИТЕР, ЛЮБОВЬ МОЯ!