Культурная практика приказа

Что же такое отложенное время, в котором живут воины, свершенное будущее в настоящем? Оно связано с приостановкой развертывания личного поиска в пользу предоставленного смысла общественно значимого служения. Обещанием Рая приостанавливается их экзистенциальное время, но не утекающее природное время: воины «забывают», что «в одну реку нельзя войти дважды». Выступая гарантом мира и спокойствия, защищая благоденствие и развитие культуры, жертва (и в этом ее чистота) не может одновременно заботиться о своем спасении. Воин живет в подготовке, в вынужденном межвременье, когда еще не пришло время войны и отсчет не начался. И его жертва личным временем как изнанка мира: та тень, которой мы не видим и не знаем, но которая является условием нашего бытия и света. То Ничто, которое формирует границы мира (пока еще живых), отделено ими как заложниками. Солдат у Стравинского заложил черту скрипку и отдал свое время, но в обмен получил книгу предсказаний – Белую книгу. Осмысленность жертвы солдата связана с выигрышем времени всем обществом (а за это время народились и выросли дети, – говорится в сказке). Ничтожащее Ничто как трехглавый змей отступает перед самопожертвованием человека-воина, происходит критическое осознание границ Мира и длится размеренное время, за которое воинское сословие расплачивается невозможностью свободного волеизъявления. Как емко сказано у Гельдерлина в гимне «Мнемозина»: «Богам не угодно, когда /Муж свою душу не хочет, щадя,/ Сдержать, но так он должен: ведь у него/Отнята скорбь». Именно на этот экзистенциальный момент жертвы временем следует указать в философии военного управления, дав во встрече с философом речь этой пустоте, иначе она останется бессловесной тоской.

Фигуры, воплощающие особую разметку времени

У Бодлера есть знаменитая фраза о трех почтенных фигурах: священник, воин и поэт. Их выделенность состоит в призвании жертвовать: во имя Бога, общественного блага или истины. Социальные аспекты жертвоприношения и функции жертвы рассмотрены М.Моссом, Р.Жираром, мой же интерес был сосредоточен на личной способности, на призванности к самоотречению или даже на невозможности не быть жертвой. И эта способность связана с особой внутренней разметкой времени у личности.

В военной системе воспитания и жизни речь идет о редукции личного времени к социальному, поскольку время служебное у военного тотально дисциплинированно, без провисаний находится в инструментальной и сиюминутной готовности. Но вот личное экзистенциальное время не строится рационально, события понимания и откровения не случаются гарантированно, оптимально, эффективно, они как «перебои сердца» у Пруста внезапны. При исключении этой спотанности («Дух веет где хочет») у воина неизбежно возникает «дефицит личного смысла», хотя его служба как таковая осмысленна.

В качестве примера рассмотрим предельный случай: командира подводной лодки, наделенного почти божественными полномочиями – властью распоряжаться временем других, а в критическом случае – временем жизни. Командир, будучи хранителем времени, поскольку распоряжается его порядком и разметкой, не «царь себе самому», у него нет своего экзистенциального времени помимо времени социального, и в этом состоит жертва: его экзистенциальное (оставшееся) время полностью без остатка конвертировано в социальное. Тем самым, на месте живого биения личной экзистенции оказывается пустота. Распоряжаться социальным временем и не иметь своего времени в случае командира – это две стороны медали. Только тот, кто может пожертвовать, – рискнуть остаться без опор внутреннего личного времени в полном доверии своим силам и своей судьбе, – тот способен целенаправленно и надежно выстроить социальное время, дисциплинировать его. Более того, дело в компенсаторном умении трансформировать нечто бытийное (преходящее) в социально значимое: свое срывающееся чувство преобразовать в порядок коллективного времени, свой дефицит личного смысла превратить в приоритетность социального. Командир, жертвуя личным временем и смыслом, выступает противовесом и гарантом социального и боевого порядка: находясь в центре устроенного им мира, он оказывается из этого мира исключен; в ситуации, где все равны, он один остается неравен, ибо, спасая и гарантируя коллективную справедливость, права на свое спасение не имеет. Для этого нужна отчаянная решимость.