Культурная революция

Василий Аксенов написал роман, который не без оснований будут сравнивать (если уже не сравнили) с поздними авто– и биографическими фантасмагориями Валентина Катаева. И все же это произведение иного толка. «Таинственная страсть» рождена любовью и полна любви. Автор старается быть демонстративно ироничным и самоироничным, но его товарищество оказывается сильнее литературного стиля. Притом что в книге этой немало художественной лексики «позднего» Аксенова, она все же тяготеет к его исповедальной прозе шестидесятых годов, которые магически притягивали писателя до самых последних дней жизни. И потому, что «все были вместе». И потому, что были полны несбывшихся надежд и не разрушенных еще иллюзий. Но это мы, сегодняшние, вместе с автором, который закончил свой роман через двадцать два года после начала горбачевской перестройки, столь искушены и осведомлены. А герои Аксенова, равно как и он сам образца 60-х годов, прекраснодушны и почти наивны в своем желании найти с властью если не общий язык, то хотя бы разумный компромисс, который позволит легально заниматься творчеством.

Не случайно важнейшим положительным и трагическим персонажем романа стал Роберт Иванович Рождественский, человек благородный и в высшей степени порядочный, искренне пытавшийся «очеловечить» страну «реального социализма», обласканный властью, но не запродавший ей душу. Его стихи, собранные в последний сборник, вышедший уже после его смерти в 1994-м, – наилучшее тому свидетельство. («Стихи прошли. / А стыд за них / остался».)

Для Аксенова, как и для всех его друзей, как для любого русского писателя, художника, музыканта, важнее всего не сфальшивить в творчестве, не перепутать, что на продажу, а что навсегда. И, наверное, поэтому, что, казалось бы, нерасчетливо для искушенного романиста, он так щедро предоставляет живую (жилую) площадь своих воспоминаний той поэзии, что открывала миллионам советских граждан новое переживание жизни, искушала красотой свободы и творчества. Похоже, самому автору романа недоставало поэзии в современной жизни – он снова и снова любовно цитирует Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, Ахмадулину, Окуджаву, Мориц, Левитанского… Возвращаясь к любимым строчкам и образам, к мимолетности настроений и чувств. Аксеновский роман – это прежде всего объяснение в любви и к тем, кого пережил он, и к тем, кто пережил его самого. К тем, кто сумел сохранить душу и поэзию в душе. Даже играя в опасные и, как выясняется, бесполезные игры с властью, которые всегда разрушительны для творчества. Творчества, которое выше власти и сродни лишь одной любви.

А может быть, мне пригрезилось в морозные дни Рождества, что творчество и любовь и есть высшая власть? Ну что ж, как писал один из героев романа Аксенова: «В Рождество все немножко волхвы».

Январь 2010

2009

Леонтий Оганезов

Юрий Заполь

Отец Милан Зуст

Отец Сергий Звонарев

Сандро Бонди

Даниил Дондурей

Кирилл Серебренников

София Ротару

Лайма Вайкуле

Армен Смбатян

Александр Авдеев

Александр Соколов

Карен Шахназаров

«Жизнь прекрасна!»

Форум-диалог по линии гражданских обществ «Россия и Италия в посткризисной Европе»

Московский художественный театр имени А.П. Чехова

18-й Ежегодный Международный фестиваль искусств «Славянский базар»

Жизнь прекрасна

Четыре года назад по заданию одного из самых крупных российских издательств ко мне пришла милейшая барышня с предложением написать книгу под названием «Жизнь прекрасна!».

«По нашему мнению, это будет замечательный проект, который привлечет внимание широкой публики», – щебетала она с настойчивостью, которая уже пугает людей моего возраста, предпочитающих в отношениях с барышнями слово «нет» слову «да». Да и при слове «книга» меня начинают мучить кошмары, – и когда ты ее начинаешь писать, и когда она появляется в обложке или переплете. Потому что книга – это Библия или «Война и мир», на худой конец. Все остальное вызывает сомнения в необходимости замусоривать интеллектуальное или физическое пространство. Именно поэтому, немыслимо гордясь полученным в начале восьмидесятых годов прошлого столетия членским билетом Союза писателей СССР, я все-таки твердо знал, что, даже являясь членом этой престижной организации, не стоит именовать себя писателем. Ну и, понятно, слово «проект» тоже вызвало приступ тошноты: чего тут радоваться, когда ты сам со всеми своими потрохами становишься «проектом», который «привлечет внимание широкой публики». И я с радостью сказал «нет» после нашего второго свидания.