Культурные особенности (СИ)

ДаКоста и вождь ударили по рукам. Из бэхи вытащили на товары на обмен — мешок табака, ящик патронов, жёлтый парашютный шёлк, гладкий и блестящий на сгибах. Вождь присел, пощупал мягкую ткань. Защёлкал вдруг языком. Махнул рукой — две высокие, татуированные до глаз женщины вынесли из-за частокола плотные, булькающие на ходу бурдюки. Пару, потом ещё и ещё. ДаКоста поминутно нагибался к их ноше, пробовал, нюхал бесцветную, терпкую жидкость, в немом восторге закатывая глаза. Воины пальцами мерили ткань, негромко спорили гортанными, звонкими голосами. Мешок табаку с поля исчез. Вдруг, Эрвин не успел увидеть — куда. Да и замечать не хотел, вместо этого шагнул к очередному бурдюку, перехватил, отлил немного, в стограммовый стаканчик. И поджог, с одного щелчка зажигалки. Жидкость загорелась синим, чадящим огнём, по деревне поплыл плотный, щелочащий нос спиртовой запах. ДаКоста хлопнул Эрвина по плечу, поднял большой палец вверх — все, мол, хорошо, братан, жизнь прекрасна. Улыбка плясала у него на лице, глаза — большие и пьяные. Жидкость в стакане погасла, прогорев почти на две трети — и впрямь хорошо, для деревенского аппарата. Женщина с тихим плеском закинула в кузов бурдюк.

— Последний, — мотнув головой, крикнул ДаКоста. Эрвин взглядом пересчитал булькающие в кузове бурдюки — вышло прилично, даже с учётом десанта. Хватит… ДаКоста заговорил опять, замахал руками — прощался, наверное. Потом поклонился и ловко запрыгнул в кузов. Заурчал, оживая, мотор. Эрвин потянулся с места, толкнул приятеля в бок — завязывай с вежливостью, мол, братан, нам до темноты назад надо.

ДаКоста обернулся и кивнул. Солнце померкло — сразу и вдруг, грязной полосой легла серая тень на поле, капот и лица. Сверху — хлопанье крыльев, оглушительный клёкот. Эрвин невольно поднял голову. На деревьях запела труба. Клёкот перешёл в визг. Яростный, раздирающий уши визг ложащегося на боевой курс дракона.

Тварь спикировала на деревню из синевы неба — огромная. Кожистые, чёрные крылья закрыли солнце на миг. Сверху, с деревьев, закричали, запели рожки и трубы. Над деревней пронёсся тревожный, переливчатый крик. Жёлтой костью сверкнули когти — на лапах и кончиках крыл — кривые, зазубренные, острые пилы. Распахнулась пасть, обдав людей на земле затхлым кладбищенским духом.

Эрвин прыгнул у пулемёту. С места водителя, вмиг, перескочив меж сидениями. Задрались в небо тупые стволы.

ДаКоста ударил его по руке:

— Не лезь. Местные сами разберутся.

— Курвасса мит… — огрызнулся Эрвин, ругаясь на сбитый прицел.

— Не лезь, тебе говорю, брат. Культурные… эта… особенности, подписку забыл? Какой-то туземный замут с этой птичкой, влезешь — хлопот не оберёшься. Местные знают, что делают…

Оглянувшись, Эрвин понял, что ДаКоста прав. Атака крылатой твари особой паники не вызвала. Запели, заорали сигнальные трубы с площадок на ветвях мачтовых сосен, погасли огни. Плетёные щиты стен упали вниз, схлопнулись, накрывая детей и женщин — быстро, но без лишней суеты. Вокруг по площади — дружный, синхронный лязг. Воины слитно скинули винтовки с плеча, передернули затворы и замерли, выжидая. Плоские лица смотрели ввысь, на пикирующую тварь, спокойно, будто на муху. Босоногий мальчишка подбежал, протянул вождю ружье — длинноствольный автоматический карабин, с золочёным прикладом.

Хлопнул выстрел, в небо, навстречу твари поднялся дымок — не с площади, с южного края деревни. Почти тут же — гортанный клич и новый выстрел. С северного. Пуля чиркнула, выбив искры из костяного гребня на голове. Тварь взмахнула крыльями, заревела, упала вниз — грудью и лапами на кроны деревьев.

Деревню строили с умом. Высоченные, мачтовые сосны согнулись, но выдержали удар крылатой туши. Тварь ревела, тянула вниз клюв, скребла и рвала когтями сплетённые толстые ветви. Выстрелы хлопали снизу — строго по одному, каждый предварялся коротким, гортанным кличем в три ноты. «Будто и впрямь ритуал, — подумал про себя Эрвин, убирая руки с пулемёта, — похоже на то». Воины вокруг вождя так и не сделали ни единого выстрела, хотя позиция их — прямо под впалым брюхом — была, на Эрвинов взгляд, лучше не придумаешь. Винтовки били с краёв, часто, но точно — пули рвали перья, щёлкали, вспыхивая искрами попаданий на гребне вокруг головы. Тварь била клювом, рычала, косила вниз багровые, безумные от ярости глаза. Сосны скрипели и гнулись, но держали надёжно. Толстая ветка под лапой сломалась вдруг, полетела вниз. Перевернулась в воздухе, с треском упала, разбилась. Освободившаяся тварь взревела, взлетела назад — ввысь, обратно в бездонное небо. Пули рванулись ей вслед. Одно выбило перо из хвоста.