Культурный эксперимент [=Бог Курт]

Курт. Молодец, Саул, я вижу, ты оценил мои указания о значении слова в театре. И ты нашел слова — загадочное, очаровательное, завораживающее — которые нужны для того, чтобы и я мог сделать свое описание Уллы. Да, господа, теперь я опишу вам свою сестру. (После паузы). Лицо овальное, слишком овальное, какого-то странного и совершенного овала. Кожа бледная, очень плотная и горячая. Глаза большие, серые, печальные с полуприкрытыми веками, что придает взгляду одновременно выражение печали, страсти и наркотической отрешенности. Нос прямой, длинный, с очень тонкими, очень изящными ноздрями — нос стилизованный, словно у негритянских или полинезийских божеств. Губы широкие, пухлые, ровные, плотностью и цветом напоминающие тугой бутон темной розы. Волосы темно русые, очень длинные — почти до пояса — волнистые, отливающие медом, густые и мягкие, шея круглая, высокая, сильная, настоящая башня, возносящая лицо вверх. И голос Уллы низкий, глубокий, мрачный, глухой. Голос по-странному мужской, настолько же мужской, насколько мой по-женски визгливый. Но хватит, господа, я мог бы описать вам и тело Уллы, но не стану этого делать. Потому что пришло время сказать вам, вернее сообщить — Улла была Сфинксом. А у Сфинкса, как известно, туловище льва, а не женщины. И потому описать можно только его голову. (Помолчав немного). Однако, господа, не надо думать, будто это обычная провинциальная галантность: «Вы, мадам, как Сфинкс. Вы загадочны, словно Сфинкс». Нет, я не знал, что моя сестра Сфинкс, пока не понял, что люблю ее и что она любит меня. Но почему Сфинкс, господа? Потому что она двулична, чудовищно, патологически двулична. Казалось, она с восторгом разделяла мою мечту о новой, чистой, благородной, свободной, мужественной цивилизации — цивилизации, в которой брат и сестра могли быть любовниками, не совершая кровосмешения. А на деле она всеми силами стремилась именно к кровосмешению. Возможно, она даже не отдавала себе отчета в этом, пусть так. Но инстинктивно она упрямо тянулась к этому. Я, господа, сразу же понял это и отвергнул ее. Больше того, я толкнул ее в объятия к этому человеку. Я поставил его между собою и ею. (Опять через паузу). Поймите меня правильно, господа, хоть я и соединил ее с этим человеком, я продолжал заблуждаясь думать, что остаюсь ее хозяином или вернее, как бы это лучше сказать, ее демиургом. Но нет: Улла отдается Саулу. Саул предлагает ей стать его женой и убежать с ним в Америку. Улла сразу же соглашается. Она в тот же момент забывает мечту о чистой, свободной и так далее, и так далее цивилизации и жаждет как можно скорее превратиться в самую обыкновенную женщину, как все другие, имеющую мужа, детей, семью. Вот где я терплю поражение, господа, полное поражение (долго молчит). Вот тогда, наконец, я понял, что Улла была Сфинксом. Как для меня, так и для Саула. Но для меня она была Сфинксом, который убивает, когда не смогут разрешить загадку. Для Саула же Сфинксом, который убивает себя, потому что его загадка разгадана. У каждого есть свой Сфинкс, господа, да это именно так. Я не понял Уллу, господа: я рисовал ей мечту о свободной, мужественной цивилизации, в которой брат и сестра могли быть любовниками и не совершать при этом кровосмешения. Она же мечтала стать американской домохозяйкой в трехкомнатной квартире в Бруклине. Я не понял ее и поэтому рассвирепел, обманувшись, что она понимает меня. И она в конце концов уничтожила меня. Да, это правда: я отверг ее, я толкнул ее в объятия Саула, я заставил ее сделать аборт, я вынудил донести на Саула. Вы думаете, что я описываю вам сейчас, каким образом я уничтожил ее? Нет, господа, я вам только что рассказал, каким образом она уничтожила меня. Улла была моей смертью, господа. Это из-за нее я, умерев для себя самого, нахожусь здесь, в этом концлагере. (Некоторое время молчит). Я не сумел разгадать загадку, господа. А этот ничтожный человек, этот обыкновенный, заурядный человек, этот жалкий евреишка, бездарный актеришка, напротив, благодаря здравому смыслу ничтожного буржуа разгадал ее с величайшей легкостью, предложив Улле стать его женой. В этом заключается разгадка, господа, только в этом. Так что Улла, моя деградирующая сообщница, моя сестра, которая сидела передо мной по утрам в распахнутом халате, и я мог рассматривать ее великолепную грудь и подглядывать, хоть и пил чай, какое это производит на нее впечатление, а она презрительно говорила своим низким голосом: «Перестань глазеть на мою грудь», так вот эта Улла, печальный и завораживающий Сфинкс, была всего-навсего самой обыкновенной Лоттой или Гретхен, для которых вся жизнь заключена в доме и церкви, была самой простой, дешевой немкой, загадка которой звучала так: где найти мужа? Но тогда я захотел, господа, чтобы после того, как загадка разгадана, Сфинкс убил бы себя, как в древнегреческом мифе. И я подтолкнул ее к смерти, к той смерти, которую Саул сделал неизбежной. Вот почему истинный убийца Уллы — Саул. Потому что без него Улла была бы еще жива со своей жалкой неразгаданной загадкой и была бы готова убить каждого, кто всерьез отнесся бы к ней, поверил бы ее печальному, трагическому облику.