Культурный эксперимент [=Бог Курт]

Курт. Семья, которая исполнит трагедию «Эдил-царь», из того же города, что и я. Я хорошо знаю ее и могу гарантировать, что это действительно настоящая семья, то есть подлинные отец, мать и сын. Больше того, до выхода закона о расовой принадлежности, сын был профессиональным актером и играл в нашем городском театре. Не раз приходилось ему исполнять и роль царя Эдипа в трагедии Софокла, так что по крайней мере в том, что касается главного героя, мы можем рассчитывать на хорошее знание текста, а также на приличную игру.

Первый офицер. Выходит, мы собрались тут для того, чтобы посмотреть плохую игру какого-то еврейского актёра. Я снова спрашиваю, а в чем же заключается эксперимент?

Курт. Эксперимент заключается в том, что это исполнение будет прожито.

Третий офицер. Позвольте, партайгеноссе Курт, но что это значит — прожито?

Курт. Прожито. То есть не будет обычного расхождения между «быть» и «казаться», между представлением на сцене и реальностью, какое имеет место в каждом театральном спектакле. А будет полное отождествление актера с ролью.

Третий офицер. Я всего лишь скромный офицер. И этот язык мне непонятен. Что все это значит?

Курт. Но это же ясно. Исполнители проживут свои роли. Это значит, что Эдип действительно будет отцеубийцей и мужем своей матери. Лаий будет действительно убит своим сыном. Иокаста действительно будет иметь половые сношения со своим собственным сыном.

Третий офицер. Вы, партайгеноссе Курт, хотели бы заставить меня поверить, что не только нашли семью для исполнения роли в трагедии Софокла, но и семью, которая оказалась в точно таком же положении, как и семья Эдипа. Слишком много совпадений, я бы сказал.

Курт. Нет, я не ограничился тем, что нашел семью. Я сделал так, что сын убил своего отца и стал любовником своей матери.

Первый офицер Партайгеноссе это сделал?

Курт. Да.

Третий офицер. Но Эдип, если не ошибаюсь, не знал, что совершил отцеубийство и кровосмешение. Более того, именно это неведение и составляет основу трагедии. Но ваш актер ведь не может этого не знать. Так в чем же трагедия?

Курт. Мой актер этого не знает. Точно так же, как в трагедии Софокла.

Третий офицер. Было бы очень любопытно понять, каким образом вам удалось это.

Курт. Именно это и составляет суть трагедии, которую вы сейчас увидите. Разве только, господа, я хотел бы подчеркнуть некоторое различие между трагедией Софокла и моей. О первом отличии я уже говорил: трагедия будет не просто исполнена, но и прожита. Второе отличие в том, что в трагедии будет присутствовать персонаж, которого у Софокла нет. Это — Рок.

Третий офицер. Что еще за Рок? Объясните, пожалуйста.

Курт. Рок — это таинственная сила, от которой зависит жизнь и смерть людей.

Третий офицер. Как может какая-то сила стать действующим лицом? Кроме того, если она таинственна, то ее невозможно персонифицировать, придать ей какой-либо облик.

Курт. Все, что угодно, может быть действующим липом. Германия, например, это таинственная сила, у которой нет лица. И все же ее нередко изображают в виде человека со шлемом, латами и мечом и белокурыми волосами до плеч.

Третий офицер. Но зачем нужен этот персонаж — Рок?

Курт. Наш спектакль должен быть поучительным. Персонаж Рок поможет объяснить его смысл.

Третий офицер. И кто же будет играть эту роль?

Курт. Эту роль буду играть я. Никто кроме меня не смог бы быть Роком.

Третий офицер. Почему же именно вы, партайгеноссе?

Курт. Объясню. Как я уже сказал, трагедия будет не только исполнена, но и прожита. Эдип действительно убьет своего отца, станет любовником своей матери. Точно так же, изображая Рока, я не только сыграю свою роль на сцене, но и проживу ее. Буду, так сказать, дважды Роком.

Третий офицер. Дважды Роком. Поясните, партайгеноссе Курт.

Курт. Я буду Роком условным, поскольку я играю роль. Но я буду также Роком реальным, поскольку я комендант лагеря, то есть представляю для заключенных как раз ту самую таинственную силу, от которой зависит их жизнь и смерть.

Первый офицер. Партайгеноссе комендант забывает, что прежде всего он немецкий офицер, давший клятву верности фюреру.

Курт. Но что может быть таинственнее клятвы? Клятву не объясняют. Она есть — и все. И я не обязан отчитываться перед заключенными, что за клятву я дал. Так что для них я действительно таинственная сила. И теперь, господа, я попрошу вас выслушать меня внимательно.

Третий офицер. Но мы только и делаем, что внимательно слушаем вас. Просьба по меньшей мере излишняя.