Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Тут ему не было равных (Артемий Троицкий? Немного не то — у Троицкого, как и его почти однофамильца Троцкого, всегда велика была личная амбиция, «Я и Октябрь», «Я и русский рок»). Житинский же, оставаясь превосходным популяризатором, умел уходить в тень. Отсюда немного смешная самоаттестация — «рок-дилетант».

Здесь его несомненная заслуга перед нашим поколением и страной, но чтобы в полной мере оценить ее, надо было жить в провинции в 80-е. Особенно ранние, до 85-го или даже 87-го года, когда он печатал свои колонки «Записки рок-дилетанта» в «Авроре».

Тут еще один плюс-минус амбивалентной нашей советской власти — магнитофонные записи в глушь доходили дискретно, самиздат — коллекционно, а вот периодика попадала вся — живая и свежая.

Так вот, по колонкам РД ребята в городках типа моего Камышина выстраивали рок-н-ролльные знания об окружающем русском мире и все неформальные иерархии. Я, например, в Майка Науменко влюбился задолго до того, как услышал «Сладкую N», «Пригородный блюз», «Дрянь» и пр., — исключительно благодаря Житинскому. И далеко не я один. У многих аналогично получалось с «Аквариумом», Цоем, «Наутилусом Помпилиусом» и т. д.

На этом фоне журналы «Ровесник» и чуть позже — «Парус», тоже себе позволявшие, казались в первом случае — подмигивающим официозом, во втором — нахальной тусовочной отсебятиной.

Более того, рок-оригинал при тесном знакомстве иногда даже несколько разочаровывал — у Житинского он представал плотнее и вкуснее. «Крупнее, чем в жизни», как писал Лев Лосев по другому поводу. Думаю, многие рокеры прыгнули тогда выше собственной планки и головы, ибо надо было соответствовать такому уровню журналистики о себе.

РД сформировал рок-н-ролльные вкусы целого поколения, а поскольку рок тогда становился мировоззрением и даже религией, Житинского уместно сравнить даже с евангелистом. Своеобразным, конечно, без рискованных сопоставлений.

В его книжке «Путешествие рок-дилетанта», сделанной просто, точно, без всякого мутно-тусовочного снобизма (интересно, каков ее совокупный тираж? В сотни, полагаю, а то и тысячи раз превосходит тиражи Житинского-прозаика) и по сей день задан высочайший уровень — интервью, рецензий на альбомы, концерты, фестивали.

Житинский основал первое в Питере независимое издательство «Геликон Плюс» и начал деятельность со сборника мемуаров о Викторе Цое. Меня эта книга, помню, потрясла — не Цоем (к которому я всегда бывал более-менее равнодушен), а подбором авторов и неуловимо-общей стилистикой — вот, думалось, как надо писать историю рока и биографии героев…

Повлияла она на меня крепко — мой первый официальный журналистский материал, опубликованный в «Саратовских вестях» лет семнадцать назад — интервью с Андреем «Свином» Пановым, одним из героев Житинского, — делался по сходным рецептурам.

Позволю себе автоцитату из давней моей повести «Как наши братья»:

«Город посетил знаменитый Свинья — блудный отец русского панка, отпрыск прославленного заокеанского хореографа, наипервейший собутыльник ряда вечных памятей от рок-н-ролла. Остановился он со своей группой у меня. Я тогда снимал подвал, где лампы даже в рабочий полдень продолжали изнурять счётчик, бревенчатый сортир находился метров за двадцать шесть, а за пресной водой я отправлялся, предварительно попрощавшись с домашними. Вела в подвал бетонная крутая лестница, мои посетители присвоили ей полузабытое имя писателя Гаршина, и кое-кто из них, пресытившись моим гостеприимством, действительно пытался делать жизнь и всё дальнейшее с лягушки-путешественницы.