Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н.э.

Таким образом, очевидно, что резкие различия, обнаруживающиеся в различных обществах в разные исторические периоды в количестве людей, которые реализуют свои природные интеллектуальные возможности, т. е. проявляют склонность к творческому умственному труду и достигают в нем результатов, принимаемых в той или иной мере обществом, вызваны прежде всего исторически сложившимися условиями жизни. При этом, конечно, особенно прозрачна зависимость между общественным устройством и готовностью к восприятию тех или иных предлагаемых индивидуумами новшеств в культурной сфере.

Определенная степень ослабления традиции, в том числе и религиозной, была, очевидно, необходимой для возникновения науки — новой формы умственной деятельности, требующей затраты времени, внутренних усилий, на первых порах лишь спорадически дававшей пригодные для практического использования результаты, но зато на каждом шагу приводившей к выводам, противоречащим наглядной очевидности и вековой традиции и, в частности, религиозной традиции. Ученые и сейчас меньше других людей склонны к конформизму.[631] Так, очевидно, должно было быть и в дни, когда наука делала свои первые шаги.

Однако одно только разрушение традиционных препятствий нигде не привело к возникновению науки. Далеко заходящий скептицизм встречается уже в дописьменных культурах,[632] как это должен быть признать даже создатель теории «прелогического мышления» Л. Леви-Брюль.[633] Проявления глубокого скепсиса предстают перед нами в памятниках письменности Древнего Востока: в египетской письменности[634] — в «Беседе разочарованного со своим духом»[635] и некоторых из так называемых «Песен арфистов»;[636] в вавилонской — в «Диалоге господина и раба о смысле жизни»;[637] в библейской — в «Экклезиасте» и, в известном смысле, в книге Иова.

Само по себе разрушение мифологической картины мира ведет не к методическому исследованию, а, скорее, к легким решениям в духе наивного реализма («все таково, каким оно кажется»[638]), за которыми может следовать и всеобщий нигилизм.[639] В Греции архаической и классической эпох настроения такого рода не могли оказаться господствующими: как мы пытались показать выше (гл. I), обстановка территориальной экспансии, технического и экономического подъема, формирование полисного строя в условиях борьбы за власть новых социальных групп, оттеснявших родовую аристократию, в сфере общественного настроения проявлялась в виде ограниченного оптимизма, веры в возможность улучшения жизни, в возможность достижения поставленных перед собой конкретных, ограниченных целей.

Вопрос заключается в том, почему в Греции некоторые люди стали прилагать усилия[640] к отысканию первых научных истин, которые чаще всего не могли быть никак использованы практически. И. Д. Рожанский справедливо отмечает, что уже первые попытки рационального объяснения действительности потребовали (в отличие от мифологических объяснений, добавим мы) «напряженнейшей умственной работы».[641]

Мы сможем ответить на этот вопрос, опираясь на признаваемый историками науки и специалистами по психологии научного творчества факт известного постоянства в психологической мотивации деятелей науки на всем протяжении ее существования. Для ученого является характерным сочетание непосредственного интереса к предмету его занятий и стремления к признанию.

М. Г. Ярошевский приводит, наряду с результатами исследований Макклеланда, Роу, Чемберса, очень характерное свидетельство Рамон-и-Кахаля:

«Не особые интеллектуальные способности отличают исследователя от других людей <...>, а его мотивация, которая объединяет две страсти: любовь к истине и жажду славы; именно они придают обычному рассудку то высокое напряжение, которое ведет к открытию».[642]

Μ. Г. Ярошевский отмечает также, что «уже на заре науки притязание на авторство становится одним из самых могучих двигателей поведения исследователей природы», ссылаясь при этом на известное свидетельство о том, как дорожил своим приоритетом уже Фалес.[643]

§ 2. Формирование в Греции общественного мнения, поощряющего творческие достижения