Культурный слой

 …С доктором Горбатым меня связывала давняя, крепкая взаимная антипатия. Еще со школы. Наше отвращение друг к другу мы успешно скрывали. Настолько успешно, что когда кто-нибудь из нас делал другому гадость, противной стороне от этого только хорошело. Зачинщику, соответственно, плохело от досады. Последняя такая подлянка произошла с ним, а вернее со мной, два года назад. Я отправил Маздаю по почте обрывок страницы из неизвестной книжки, который подобрал в добывающей зоне. Сначала хотел, как обычно, пустить этот фиговый листок на оракульские билетики, а потом вспомнил про  заклятого друга. Маздай к тому времени уже сделался подающим надежды психологом, практиковал биоэнергетику. Я задумал изощренно поглумиться  над ним. Обвел на обрывке фломастером ту самую фразу, написал, что этот клок бумаги – единственный оставшийся от личных дневников их великого авторитета Фигмонта Дрейда. Фраза была фундаментальная, припечатывающая. Дословно, кажется, так: «Сам я считаю, что жизнь – это всего-навсего экскремент Абсолютного Духа».

Плоды глумления созрели пару месяцев спустя. Я узнал об этом из рекламы на радио. Немного позже плоды встречались уже на каждом углу. Скромные афишки с завитушками предлагали избавиться от всех проблем по системе доктора Горбатого. Ниже в кратком описании психотерапевтической системы фигурировали слова «экскремент» и «Абсолютный Дух». К зиме Маздай попал  в список самых успешных людей года. Помню, я совершенно спокойно подумал тогда: «Хоть бы проценты  за идею отдал, сволочь». Но он, конечно, не отдал.

Понятия не имею, зачем я к нему пошел при своем новом статусе нищеброда. Не хотел я ни к совести его взывать, ни шантажировать. Хотя мог – было чем. Расскажи я  всему миру о несуществующей книге Фигмонта Дрейда и никогда не принадлежавших ему словах – вся его система лопнула бы, как заблокированный мочевой пузырь. Но я человек добрый. Живу по правилу – не делай другим то, что самому противно. Для того чтобы быть аморальным, я слишком брезглив. К тому же моральных уродов вокруг много, а я люблю отличаться.

Словом, я пришел домой к Маздаю, мы довольно натянуто поболтали о том о сем за кружкой какой-то импортной браги. Потом разговор естественным образом  перетек на его знаменитую систему. «Это почти религия, старик, – маслянисто блестя глазами, хвалился Маздай. – А я – ее пророк. Ты не поверишь, это было как откровение. Меня осенило. Я понял, что все проблемы у людей возникают из-за трагического разлада между природой сущего и нашими завышенными представлениями о нем». – «Весь мир г…, а люди в нем…» – поделился я своим пессимизмом. «В точку, старик. Все сущее – экскремент Высшего Сознания. Ну, ты в курсе». Естественно – с теоретической частью его системы я был знаком по первоисточнику. Маздай в результате осенения добавил к ней только несколько штрихов и изобрел технологию преодоления трагического разлада. Ему открылось, что человеческое гуано – это земное отражение Высшего Дерьма. На сеансах его пациенты (вернее говоря, адепты его религии) вдыхали дым горящего гуано. Надышавшись до одури, они галлюцинировали. По словам Маздая, им бывали разные видения. В итоге трагический разлад рассасывался и все проблемы сами собой решались. «Человек начинает осознавать, что все проблемы, по сути, – г... Великолепный катарсический эффект». – «Космический подход», – кивал я. Маздай рдел от браги и моих ремарок о двух концах. «Гуановый дым позволяет раскрыть сознание и увидеть все в истинном свете». – «Ну и что видят твои больные?» – «Г... В широчайшем смысле слова». Доктор Горбатый удовлетворенно чмокнул, как будто поцеловался с невидимо проплывающей в воздухе калабашкой Абсолютного Духа,  и разлил остатки заграничного пойла. «Хотя в каком-то универсальном смысле они видят содержимое собственного сознания». – «И за это ты гребешь деньги лопатой». – «Да. Гребу деньги лопатой. Мне платят за счастье». Я посмотрел ему в глаза и увидел там прозрачную безмятежность. Мне захотелось разбить ему нос, как в девятом классе. Тогда он хвастал, что осчастливил в укромном месте за школой Пилюлю, стеснительную дурнушку, которую мало кто вообще замечал. В этой незаметности было ее преимущество, а Маздай его уничтожил. После той истории я ненавидел его целый год.