Культурология: Дайджест №3 / 2009

Для Соловьева этот вопрос имеет чрезвычайно важное значение: «Если признавать, что единое может быть как такое только само в себе, исключая всякую множественность, то от этого единства, конечно, нет никакого перехода к множественности, точно так же, если признать чистую множественность саму по себе вне всякого внутреннего единства, то, очевидно, от такой множественности нет моста к единому»15. Следовательно, «цельность», или «софийность», по Соловьеву, должна достичь того единства, которое переплавляло бы в себе различие входящих в нее компонентов и одновременно не уничтожало уникальности каждого из них. Эта идея, экстраполированная на современные проблемы образовательных стратегий, может поставить вопрос о том, как возможна образовательная система, при которой сохраняется индивидуальный подход к каждому учащемуся, открывающий перед ним перспективу саморазвития и самораскрытия своих творческих способностей. И в то же время, как можно избежать опасностей индивидуалистического эгоизма.

Все эти рассуждения Соловьева показывают специфические черты цельного знания. Чтобы более образно представить суть софийности как цельности, Соловьев обращается к художественному творчеству, отмечая, что «для истинно художественного образа или типа безусловно необходимо внутреннее соединение совершенной индивидуальности с совершенной общностью, или универсальностью, а такое соединение и составляет существенный признак или собственное определение умосозерцаемой идеи в отличие от отвлеченного понятия, которому принадлежит только общность, и от частного явления, которому принадлежит только индивидуальность»16. Необходимо нечто третье, что может «объять» противоречивые стороны, не уничтожая их.

Вот почему Соловьев пытается вывести софийность из логики саморазвития абсолюта. Динамика этого процесса следующая: сущее полагает другое в акте воли; в свою очередь полагание другого предполагает его представление; соответственно полагаемое становится ощутительным, т.е. предметом чувства. Соловьев понимает, что область божественного нельзя переносить на область человеческого разумения, тем не менее он считает, что «нетрудно логическим анализом отделить те отрицательные элементы, которые обусловлены природой существа конечного, и таким образом получить положительное понятие об этом тройственном бытии, каким оно должно являться в безусловно сущем»17. В свою очередь, три основных способа бытия должны породить следующие проявления: благо, истину и красоту: «Идея как предмет или содержание сущего есть собственно то, чего он хочет, что он представляет, что чувствует или ощущает. В первом отношении, т.е. как содержание воли сущего или как его желанное, идея называется благом, во втором, как содержание его представления, она называется истиной, в третьем, как содержание его чувства, она называется красотою»18. Таким образом, «сущее в своем единстве уже заключает потенциально волю, представление и чувства»19. Чтобы эти способы бытия явились действительно, требуется их утверждение как особенного. Однако в этом случае может произойти разрыв этих сущностей, и каждый способ бытия – благо, истина, красота – станет самостоятельной сущностью. Вот этого больше всего опасается Соловьев. С одной стороны, «абсолютное хочет как блага того же самого, что оно представляет как истину и чувствует как красоту»20, с другой стороны, наличествует обособление. И это обособление приводит к эгоизму. По Соловьеву, что-то загадочное в этом есть. В свете идеального созерцания идей блага, истины и красоты не чувствуется потребности в утверждении своей отдельности: «Мы сознаем свое существенное единство со всеми другими»21. Но такое идеальное состояние – минутно. Во всем остальном – идеальное единство с остальными призрачно. Этот эгоизм является коренным злом нашей природы. Причем, если эгоизм как стремление поставить свое исключительное Я на место другого есть нравственное зло, то невозможность действительно стать всем рождает страдание: «Зло есть напряженное состояние его воли, утверждающей исключительно себя и отрицающей все другое, а страдание есть необходимая реакция другого против такой воли»22.

Философские и теоретические идеи русских мыслителей, видевших в образовании определенную сферу, в которой в процессе общения формируется целостная личность, а не рассудочный исполнитель ролей утилитарно-прагматического мира, не потеряли своей актуальности и сегодня. Они могут и должны учитываться при решении вопроса о реформировании российского высшего образования.

Теория и история словесных форм художественной культуры

Роман Нормана Мейлера «Песнь палача»

И.Л. Галинская