Культы генокрадов (ЛП)

Как известно, изгои, ниспровергатели догм и мятежники — моё слабое место, поэтому о’Шова восхитил меня с первых же мрачных абзацев, посвящённых ему в кодексе, и я с радостью ухватился за возможность лучше узнать военачальника. Дополнение «Анклавы Зоркого Взгляда» для новой редакции тогда ещё не вышло, шас’о оставался крайне загадочной фигурой, и мне велели описывать его в таком ключе. Я имел право намекать на мотивы и личность о’Шовы, но не утверждать что-либо. Раскрывая детали персонажа, его историю, я не должен был развеять тайну Зоркого Взгляда. Поначалу меня испугали такие условия, но затем стало ясно, что они совпадают с моим отношением к полководцу тау — в конце концов, меня изначально привлекала именно загадочность о’Шовы.

Мне нравилась идея, что фанаты вправе сами определять для себя истинную природу Зоркого Взгляда (как и суть пресловутых «неизвестных легионов»), что никакие «официальные» уложения не сдерживают фантазию читателей. Одни могли считать о’Шову идеологическим отступником, другие — беспринципным пиратом или даже новоявленным поборником Хаоса. Моим делом было предъявить улики, но не доказательства в пользу каждой из этих теорий, что задало повествованию тон закулисной игры с хитроумными манёврами. Разумеется, именно поэтому «Огонь и лёд» выглядит как шкатулка с секретом или клетка-головоломка. До конца пути никто так и не узнал, был ли Узник Зорким Взглядом — даже я, автор, не уверен в этом!

Отсюда возникла необходимость не заглядывать Узнику в голову, не вторгаться в его мысли. Как и дознаватель, мы можем полагаться лишь на то, что увидели и услышали. Мы — наблюдатели, а не секунданты этой дуэли.

Так в чём же можно быть уверенным?

Какими бы ни были мотивы Узника, я знал, что он обязан произвести глубокое впечатление. Даже без боескафандра и кадра верных последователей это создание должно было источать угрозу одним своим присутствием. Название повести, кстати, указывает на двойственность его личности: острый, как бритва, ум в сочетании с бешеной страстью (опять же, внутреннее напряжение тау, доведённое до предела). Оба аспекта подчинены друг другу, но непрерывно пытаются вырваться из оков и нарушить равновесие. Мне представляется, что именно из такого сплава выкован этот великий вождь тау — военачальник, который превосходно показывает себя и в разработке стратегических теорий, и в свирепой ярости ближнего боя. Сражается ли он на стороне добра или зла… что ж, это уже другой вопрос, и я не хочу отвечать на него в применении к Узнику. В повести и бэке достаточно наводок, но как их интерпретировать… ну, это дело читателей. Я не вправе что-то указывать им.

H.S. — В конце обратимся к твоему новому роману, посвящённому коварной заразе генокульта. Что привлекло тебя к данной фракции, какими способами ты раскрывал её суть? Как тебе удалось совместить старый канон, более свежие материалы и собственный, личный подход, чтобы создать «религию», мерзостную и нечеловеческую, но при этом достоверную, благожелательную и, в неком извращённом смысле, прекрасную?

П.Ф. — Для культов генокрадов характерна безобразная эстетика биопанка, которая привлекала меня ещё при первом появлении этих созданий на страницах White Dwarf (тогда они ещё разъезжали в лимузинах и заключали соглашения с Хаосом, словно какая-то ксеномафия). Гибриды воплощают собою гниль, что разъедает Империум изнутри, они сеют сомнения и неуверенность из теней, чтобы обратить в свою веру всех мужчин и женщин человечества. Коварство — бесчестность — этой тайной войны делает генокрадов более жуткими врагами, чем предателей и чужаков, орды которых осаждают рубежи государства людей. Кроме того, гибриды придерживаются поистине тошнотворного образа действий — развращения тела и разума, — неоспоримо сексуального по своей природе. Генокрады отвратны, но в восхитительном смысле, поэтому писать о них было крайне занимательно.

Получив задание для романа, я вступил в длительную и чудесно экстравагантную дискуссию с редактором на тему того, насколько далеко мне можно — и должно — зайти в раскрытии полового аспекта общества гибридов. Секс, фактически, необходим для развития генокульта, поэтому обойти эту тему значило бы обеднить всю концепцию, но нам также следовало помнить о весьма широком возрастном диапазоне читателей BL. Надеюсь, мы сумели верно сбалансировать наш подход — сексуальность персонажей в итоге ограничена их реакциями и намеками, что дало возможность передать весь физиологический ужас, не опускаясь до грубости или эксплуатации полового вопроса.