Оа-цзан (643—712), объясняя это учение знаменитой тан-ской императрице У Цзэ-тянь, взял в качестве примера золотую скульптуру льва. Золото здесь — статический аспект, лев — динамический. Вне динамического статическое не имеет формы. Все динамическое, как целое, так и части (лев или его уши, лапы), суть проявление статического (т. е. золота). А поскольку все части единого динамического суть проявление общего статического, то все они находятся в гармонии, наподобие волн на поверхности воды. Иными словами, все в мире тяготеет к одному центру, к единому началу. В религии это — Будда, в империи — правитель. Не случайно учение «Хуаянь» пришлось по душе властной У Цзэ-тянь и японским императорам [273, 313—320; 868; 869, 69—99; 876; 919, 168—175; 993, 48—61]. Значение философской доктрины «Хуаянь» высоко оценивается исследователями [633, 245]. Учение «Хуаянь» оказало большое влияние на развитие средневековой китайской философии, а одно из его понятий — ли (закон, принцип, идеал, высший резон и стандарт) было впоследствии заимствовано неоконфуцианством [253, 133—137].
Параллельно с этими двумя наиболее заметными школами-сектами с явно философским уклоном в китайском буддизме было немало других менее значительных, выражавших аналогичные или сходные идеи [273, 297—364; 919, 176 и сл.]. Однако наряду с ними в Китае возникли две секты буддизма, имевшие несколько специфичный, эзотерический характер и сыгравшие важную роль в истории китайской культуры. Речь идет о секте «Чань» и о тантризме.
Тантризм, возникший в Индии в середине I тысячелетия н. э„ проник в Китай примерно с начала эпохи Тан. Расцвет этого направления буддизма в Китае приходится на VIII в., когда сюда прибыли и развили активную деятельность три видных патриарха этой школы — Субкахарасимха, Вайрабод-хи и Амогхавайра. Все трое были приняты в Китае с большими почестями, а переведенные с их помощью сутры сыграли свою роль в развитии китайского буддизма. Характерными чертами тантризма было обилие магических поверий и эротических приемов, якобы обеспечивавших как общие цели буддизма (достижение состояния бодисатвы, спасение, достижение Нирваны), так и более конкретные потребности (выпадение дождя, обезвреживание злых духов и т. п.). Не вдаваясь подробно в магическую и сексуальную стороны этого учения, следует заметить, что обе они играли центральную роль и в известной степени способствовали сближению тантризма с некоторыми суевериями даосов и с примитивными верованиями крестьянства. Большой вклад внес тантризм в буддийскую иконографию. В частности, именно с этим учением связано появление множества второстепенных буддийских божеств, чьи функции, и соответственно обличья, резко подразделялись на две части — на отстаивающих доброе начало и имеющих дело с миром добра и на тех, кто должен отпугивать силы зла. Именно эти последние и наделялись страшным обликом, который должен был внушать всякой нечисти страх, ужас и отвращение. Одним из элементов иконографии, внесенных тантризмом, были и ритуальные изображения, отражающие момент соединения в тесных объятиях существ мужского и женского пола. Такого рода иконографические изображения в ряде китайских буддийских храмов встречались до недавнего времени.
Тантризм как самостоятельное и влиятельное направление [288] существовал в китайском буддизме недолго. Влияние же тантризма сохранялось значительно дольше, особенно в сфере иконографии, соединения буддизма с примитивной магией и т. п. В меньшей степени эта секта с ее довольно элементарными основами оказала воздействие на образованные круги китайского средневекового общества. Пристальное внимание этих кругов привлекала к себе другая буддийская эзотерическая секта — «Чань» (яп. «Дзэн»).