Культы, религии, традиции в Китае

Начало резким выступлениям против буддизма положил известный тансдий конфуцианец, один из крупнейших китайских поэтов, философов, ученых и государственных деятелей Хань Юй. В ряде своих произведений, в частности, в сочинении «Юань-дао» («О дао»), Хань Юй выступил с обвинениями в адрес буддизма и даосизма, которые будто бы затмили своими ложными догматами и обрядами истинный свет учения великого Конфуция, истинное дао. Требуя, чтобы китайцы отрешились от плена ложных догм и возвратились в лоно истинного учения древних мудрецов, Хань Юй призвал расстричь монахов, сжечь все их писания, превратить их храмы в обычные жилища [70, 127—129; 669, 221—224].

Призыв танского конфуцианца не остался без внимания. Правда, благоволившие к даосизму танские императоры не-вняли призывам Хань Юя против Лао-цзы, которого они считали не только своим однофамильцем, но и родоначальником. Зато они с большой готовностью откликнулись на антибуд-дийокие призывы лидера талеких конфуцианцев. Это и понятно, ибо усилению антибуддийских настроений в обществе и правительстве содействовали экономические интересы государства [741, 143]. Неудивительно поэтому» что на позиции буддизма один за другим стали обрушиваться сильные удары со стороны властей.

История китайского буддизма знает немало подобных случаев. Еще тогда, когда буддизм только-только прижился на китайской почве и стал понемногу завоевывать себе сторонников, накапливать силы и средства, он превратился в объект нападок. Именно с целью защиты от них был написан трактат «Моу-цзы». Легко понять, что с течением веков и в тесной связи с ростом влияния и авторитета буддизма атаки на это «чуждое» учение усиливалось. Время от времени императоры различных южных или северных династий выступали против буддизма, закрывали и разрушали храмы, расстригали монахов и монахинь, проводили секуляризацию монастырского имущества, прежде всего земель. Особенно сильные удары по буддизму нанесли император У-цзун в 446 г. при династии Северная Вэй и император У-цзун в 574 г. при династии Северная Чжоу [272]. Однако буддизму удавалось довольно быстро справиться с последствиями их, восстановить и умножить свои силы и вступить в эпоху Тан в полосу расцвета. Гораздо более тяжелым, приведшим к необратимым последствиям, к закату китайского буддизма, был третий серьезный удар, нанесенный по буддийской церкви в 842—845 гг. Как ни странно, но этот третий удар тоже был нанесен танским императором по имени У-цзун.

У-цзун не был стопроцентным правоверным конфуцианцем наподобие Хань Юя. Напротив, специалисты считают его чуть ли не фанатичным приверженцем даосизма, вера которого в волшебные эликсиры даосских алхимиков приблизила его смерть [669, 220]. Однако даосизм в эпоху Тан был уже не родственным буддизму учением, как то было несколько веков назад, а ревнивым соперником удачливого и процветающего учения Будды [998, 435—480]. Даосские духовники императора, в частности Чжао Гуй-чжэнь, сыграли свою роль в организации преследований буддизма [780, 568]. К этому же, как упоминалось, стремились конфуцианцы: в стране еще были свежи воспоминания о гневных филиппиках недавно умершего Хань Юя. Словом, и серьезные экономические причины, и случайные личные симпатии, и объективное, и субъективное,— все смешалось воедино, сплелось в могучий кулак. И этот кулак обрушился на буддийскую церковь в Китае.

В 842 г. был опубликован императорский эдикт, предписывавший всем монахам из числа социально сомнительных элементов (беглых солдат, бывших преступников), а также тем, кто не строго соблюдает правила буддизма или занимается черной магией, выйти из монашеского сословия и возвратиться к мирской жизни. Этот же эдикт предусматривал, что все личное имущество оставшихся в монахах, их деньги, земли, зерно, будет конфисковано. Если же эти монахи хотят сохранить свое личное имущество, они обязаны расстричься и возвратиться к мирской жизни. Были назначены специальные правительственные чиновники, которым надлежало провести это постановление в жизнь. Как указывается в дневниках японского монаха Эньнина, проведшего эти годы в Китае, после эдикта только в столице свыше 3,5 тыс. буддийских монахов предпочло сохранить личное богатство и возвратиться к мирской жизни [669, 238—239]. Видимо, по всей стране эта цифра была намного выше, ибо монахи во многих монастырях были достаточно зажиточными. Кроме личной собственности монахов под угрозу была поставлена и экономика монастырей: указом 842 г. предусматривалось резкое сокращение количества работников в монастырях. Монах имел право оставить при себе лишь одного раба (монахиня — двух рабынь). Все остальные монастырские фабы должны были быть возвращены своим семьям или (если нет семьи) отданы властям.