С этими словами он удалился, а Терри, снова откинувшись на подушку, прикрыл глаза.
Салли взглянула на Криса. Вместе они молча следили за Терри, пока не уверились, что он действительно уснул. Тогда они поднялись и на цыпочках направились к двери.
— Уходите? — Голос Терри застал их врасплох.
— Мы думали, что ты…— обернулась Салли.
— Нет, нет.— В уголках его рта пряталась слабая улыбка.— Небольшое переутомление. Все эти меры безопасности. Вооруженная охрана. У нас в доме никогда не было никакого оружия. Что происходит с нашей страной?
Салли вернулась к кушетке, взяла руку Терри в свои ладони:
— Нам предстоит ее изменить. Сделать лучше.
— Не уверен,— откликнулся Терри.— Я больше уже ни в чем не уверен.
— Мы сумеем сделать это, если будем верить, что сумеем. Если начнем прямо сейчас.
Терри улыбнулся, коснувшись ее руки:
— Сейчас вряд ли. Сейчас я буду спать. И тебе советую…
— Но так много надо успеть. Столько дел.
— Дела подождут. Нам всем надо отдохнуть. Возьми себе выходной.
— Хорошо. Я съезжу к себе, соберу кое-что из вещей. Эти дни перед съездом я тогда поживу здесь, в доме для гостей. Крис меня перевезет.
— О чем речь,— бросил Крис,— в моей-то новой бронированной "тойоте"…
Терри приложил руку к ее щеке. Салли прижалась к ней, ощутив тепло в выемке его ладони.
— Но что все-таки происходит с нашей страной? — повторил он так тихо, как если бы он не обращался ни к кому или ко всем сразу.— Или мы все с ума посходили?
10.10.
— …Двое вшивых обормотов… из-за вас весь этот дерьмовый дом в щепки разнесли… до самого рождества только и будем делать, что строчить эти говняные отчеты…— разорялся Барни Скотт, перелистывая папку с материалами патологоанатомического заключения о смерти Мартинеса. Манкузо и Росс, в хлопчатых рабочих комбинезонах, стояли посреди его офиса, переминаясь с ноги на ногу.
— Тут ничего нет насчет СПИДа,— произнес Скотт, захлопнув папку.
— Нет, есть,— угрюмо возразил Росс.— Я сам читал.
Скотт швырнул папку через стол:
— Покажи!
Быстро пролистав ее, Росс нашел желтый бланк. Отойдя в угол, Манкузо со скучающим видом наблюдал оттуда за происходящим.
— Продырявили весь е… дом, как ворона кусок сыра,— снова начал Скотт.
— Не я это затеял…— заметил Манкузо.
— Я тебе разве еще не говорил, что ты кусок дерьма?
— Н-да,— по своему обыкновению промямлил Манкузо.— По части комплиментов ты мастак.
Росс оторвал взгляд от бумаг.
— Что-то не вижу. Вот здесь это было, в этом самом…
— В твоем дерьмовом воображении! — перебил его Скотт.
Манкузо сидел в углу, ковыряя в ухе.
— Позовите доктора,— заметил он,— и все сами узнаете.
— Какого еще доктора?
— Ну этого, как его? Саммерса. Очкастого. Спеца по судебной медицине.
— Позову.— И Скотт сделал для себя пометку.— Не сомневайся.
Росс осуждающе поглядел на Манкузо.
— Хотя…— Манкузо почесал подбородок.— Может, мы его не так поняли и он имел в виду слуховой аппарат [40]?
Скотт насторожился:
— Какой еще слуховой?
— А чтобы слышать, что творится в заднице,— невозмутимо проронил Манкузо.
Скотт откинулся на спинку кресла, взбешенный.
— Выметайтесь отсюда к едреной матери!
Это они и сделали.
Росс нагнал Манкузо в коридоре:
— Зачем ты так?
— А что я такого сделал? — спросил Манкузо, не оборачиваясь.
— Подставил Саммерса! Черт возьми, Джо, ты же отдал его Скотту на съедение.
— Отвяжись!
— Не юли, Джо.— Росс не на шутку разошелся.— Ты его продал!
Они остановились у лифта. Манкузо пожал плечами:
— Жизнь — сволочная штука.
Двери лифта отворились. Манкузо нажал кнопку первого этажа.
— Послушай, Джо,— начал Росс.
В ответ Манкузо, улыбнувшись, стиснул его руку. Прервавшись на полуслове, Росс посмотрел туда же, куда был устремлен взгляд Манкузо,— на решетчатое отверстие переговорного устройства и поблескивавшее над ним око телекамеры.
— Тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь, а? — спросил Росс, когда они уже шагали вместе по улице.
— Послушай, что я тебе скажу,— ответил тот.— В 54-м по заданию Бюро я отлавливал "комми" [41]для Маккарти. Теперь маккартизм — бранное слово. В 56-м меня послали подслушивать разговоры одного черного проповедника в Алабаме [42]. Сегодня день его рождения — национальный праздник. В 71-м, в Канаде, я выслеживал ребят, которые уклонялись от армии по религиозным убеждениям. Потом Картер объявил им всем амнистию, устроил для них прием. Каждый раз, как Бюро начинает размахивать флагом, можешь быть уверен: его древко будет в дерьме, а нести его поручат — тебе.
Они остановились на углу.
— Ты что, ничему не веришь?
— Да нет, верю. Всему, кроме людей.
Росс покачал головой.
— Герои перевелись, малыш,— процедил Манкузо.— Остались одни бутерброды [43].
11.50.