Кумир и поклонницы

Миссис Малвейни представила нового ученика классу — на латыни, — и мы все, как и положено, приветствовали нашего нового amicus. Люк поднял руку и сказал скучным голосом:

— Привет.

Я заметила, что у него изменился даже голос.

Когда миссис Малвейни отвернулась, Люк постучал мне в спину карандашом (слава богу, тупым концом) и прошептал на ухо:

— У вас и в самом деле каждый день так рано начинаются уроки?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы врубиться в то, что он сказал. Потому что у меня по спине пробежал холодок. Чтобы такая кинозвезда, как Люк Страйкер, шептала что-то тебе на ухо? Скажу вам, что и мою мамочку пробрала бы дрожь.

Однако я старалась относиться ко всему спокойно. Я прошептала назад:

— Да.

— Но сейчас только ВОСЕМЬ часов, — как-то недоверчиво сказал Люк.

— Я знаю, — ответила я шепотом. Затем, чтобы все смягчить, добавила: — Но мы кончаем в три.

— В ТРИ! Но это же целых семь часов! Дыхание Люка щекотало мою щеку. Оно пахло

антисептической жвачкой. Интересно, все ли кинозвезды издают такое мятное дыхание? Может, это и отделяет их от всех нас. Правда, очень приятно пахнущее дыхание.

— Хм, — сказала я, придумывая остроумный ответ, но произнесла всего лишь: — Я знаю.

Люк с сомнением откинулся назад.

— Господи…

Миссис Малвейни, которая услышала конец разговора, обернулась и спросила у Люка и у меня, на латыни, что у нас за проблемы. Я сказала ей, что нет никаких проблем.

Но проблемы были. О, да еще какие! Потому что я не представляла себе, что в реальной жизни Люк будет таким совершенным и таким притягательным. Нет, я думала, что его притягательность на экране достигается благодаря специальным киноэффектам…

Но я была не единственной девочкой в школе, которая это заметила. Серьезно. Люк повсюду следовал за мной. К моему шкафчику в раздевалке, в класс, к фонтанчику с водой. И хотя никто его не узнавал, никто не говорил: «Эй, знаешь, на кого ты похож? На Люка Страйкера…» — я заметила, что взгляды женской половины клэйтонской средней школы приклеились к этому парню. Он не мог поправить упавшую на глаза прядь волос, чтобы у половины моего класса не остановилось дыхание.

Парень был ХОРОШ. И вокруг не было никого, равного ему. Можно было понять Анжелику с ее татуировкой.

Единственное, чего я не могла понять: почему она его бросила?

Хотя не могу сказать, что Люк был очень разговорчив. За все утро он сказал мне всего пару слов, и мне было неясно: то ли он по натуре очень тихий, то ли злиться на меня, то ли еще почему-то. Но я ведь знала, что не сделала ничего, что могло бы его разозлить. И только на втором уроке тригонометрии я нашла разгадку, когда Люк скучным голосом спросил:

— Слушай, можно тут где-нибудь выпить кофе-эспрессо?

— Эспрессо? — Могла ли я сказать, что слово ЭСПРЕССО нечасто услышишь в Клэйтоне? Я попыталась смягчить ответ: — Ну, в городе есть «Старбакс».

— Ты хочешь сказать, что я должен куда-то ехать, если мне захочется кофе? — Голубые глаза Люка — такие великолепные на экране, а в реальной жизни (даже за стеклами темных очков) производящие еще большее впечатление, — расширились. — Что же это за место?

— Ну, ничего особенного, правда, — сказала я. — Это всего лишь средняя школа.

Люк почти проспал триг и французский. Он и не думал просыпаться вплоть до четвертого урока. И это было хорошо, потому что в это время мне как раз нужно было идти к «Трубадурам». Люк должен был быть начеку по поводу Трины. Потому что именно Трина могла разгадать его маскировку.

Я предупредила его о ней по пути в класс музыки. Чем больше времени я проводила с Люком, тем разговорчивее становилась.

Но это не значит, что мне было ЛЕГКО в его присутствии. Потому что я все еще не могла его вычислить. Что было странно, поскольку мне это всегда легко давалось.

— Если ты на самом деле хочешь сохранить анонимность, — сказала я Люку, — будь особенно внимателен в присутствии Трины. Она помешана на театре. И она помнит любой эпизод из «Небеса, помогите нам!».

Люк вовсе не обратил внимания на мои слова. Он вытаращил глаза, увидев аппарат с колой.

— Кофеин! — сказал он и чуть не бросился к машине. Но тут его лицо погрустнело. — У меня нет мелочи!

Я выловила в кармане джинсов доллар и протянула ему.

— Я серьезно, Люк, — сказала я в то время, как позади нас ребята заполняли музыкальный класс. — Трина моя лучшая подруга, я знаю, о чем говорю.

Никогда не видела, чтобы кто-то пил колу вот так, залпом. Но Люк Страйкер сделал это легко. Когда он напился, он слегка отрыгнул и швырнул пустую банку назад, за плечо, в стоящую рядом урну.

И ему удалось в нее попасть.

— Без проблем, — сказал он самым оживленным за все утро тоном.

Затем он улыбнулся. И я почувствовала, что у меня внутри все сжалось. Это был плохой знак.

После колы Люк воспрял духом. И когда мы вошли в комнату для хора, где поднимались ряды ступеней, покрытые ковром, он даже явно развеселился, увидев свое отражение в зеркальной стене, глядя в которую, как предполагалось, мы должны были отслеживать правильность своего дыхания.