Кумтрест

— Гущин, выносить продукты питания со столовой запрещено правилами внутреннего распорядка, это раз. Потом в отряде будут тараканы, это два. Сегодня какое число?

— Семнадцатое.

— Семнадцать раз получишь по уху, это три.

Андрей начал бить ладошкой Гущина по ушам. Естественно, он вслух считал, чтобы Гущин не подумал, что его обманывают. После двенадцати ударов у Гущина всё зазвенело в ушах и конец счёта он уже плохо слышал.

— Свободен. Свободен. Оглох что ли? Свообооден. — Андрей крикнул ему прямо в ухо и указал пальцем на выход.

Гущин понял по жесту, что может идти и держась за голову, шатаясь, медленно вышел из кабинета.

— Следующий.

— Гражданин начальник, осужденный Дыдин Яков Викторович…

— Хватит. Осужденный Дыдин в разговоре употребил жаргонные слова: «эх сейчас бы мне баян, а то скучно сидеть». Ты наркоман что ли?

— Никак нет гражданин начальник. Я музыкант, баянист.

— Баян по фене, если ты не знаешь — это шприц с наркотиками. Значит говоришь тебе скучно сидеть у нас?

— Да я гражданин начальник имел в виду, что хочу в музыкальной самодеятельности участвовать. Я на баяне умею хорошо играть.

— А мне кажется, что ты сука уколоться хочешь наркотиками. Здесь про самодеятельность ничего не написано, только про жаргонные слова, понятно?

— Гражданин начальник дайте мне баян и сами увидите, что я музыкант.

— Ты, пидор хочешь, чтобы я тебе наркотики принёс? Сейчас будут. Сейчас я тебе баян в жопу вставлю, будешь пердеть, как по нотам, музыкант. Держи скотина, получай.

Андрей что есть силы стал бить дубинкой Дыдина. По спине, по голове, по рукам, по жопе, пока тот не упал на пол. Андрей не остановился на этом и продолжил дальше его лупить пока сам не устал.

— За что гражданин начальник? — всхлипывая спросил Дыдин лёжа в углу. — Я же ничего не сделал. Я просто музыку люблю.

— Ты за что сидишь?

— Подрался. За девушку заступился, а меня посадили. Она того парня оказывается больше любила.

— Вот за то, что я тоже кого-то больше люблю чем вас, зэчье ебаное. Понятно?

— Так точно.

— А теперь бегом отсюда, пока я тебе баян твой плашмя в жопу не вставил. Бегом я сказал.

Дыдин собрался с силами и быстрее, сшибая на ходу косяки дверей, зигзагами выбежал из кабинета.

— Разрешите, гражданин начальник? — спросил следующий осужденный.

— Нет. Ждите. После обеда продолжим. — ответил Андрей и ушёл за зону на обед.

Отобедав, Андрей продолжил заниматься профилактикой нарушений среди осужденных. Воспитание осужденных приносило ему удовольствие. Плюсом было ещё то, что не нужно лишний раз ходить в спортзал и тренироваться на мёртвой груше. Эффект не тот, в отличие от настоящего живого мяса.

ИК-50. Француз

Бобышкин лежал на диване и смотрел телевизор в своём кабинете. Он думал от том, что хорошо быть старшим опером. Большие возможности, власть, двигаешься всегда по зелёной. Ты можешь любого шмонать, а тебя никто. Открылась дверь и забежал взъерошенный дневальный.

— Адамович, позвони начальнику оперчасти, он срочно ищет тебя. — быстро протрещал дневальный и убежал.

Бобышкин достал из кармана сотовый телефон и нехотя позвонил. Лёша терпеть его не мог. Их отношения были натянуты, так как начопер постоянно дрочил Бобышкина по службе. Но скорее всего это было личное.

— Алло, здравия желаю, товарищ майор, Бобышкин. Искали?

— Искал. Слушай, Лёша, я не понял, а почему Француз в этом месяце уже третий раз на свиданку пошёл? Опять с женой, а главное, что жёны все разные. У нас многожёнство разрешили? Я подписывал заявление только законной супруге.

— Так товарищ майор я же к Вам заходил. Коньяк французский заносил, три ящика. Вы же сами сказали, чтобы Француз по-французски рассчитался.

— Бобышкин, ты дурак что ли или прикидываешься? Во Франции чем рассчитываются?

— Не знаю, я там не был.

— Французскими деньгами или по курсу в рублях. Понял?

— Понял, а сколько денег надо?

— Ну всяко не меньше, чем эти шлюхи стоят, которые к нему приезжают. Что мы дешевле проституток стоим что ли? Вот сколько стоит один час у проституток, вот столько и у нас будет стоить. А от твоего французского коньяка у всех уже изжога. Понял?

— Понял, но он же уже рассчитался.

— За три свиданки в месяц — это да, не спорю. Только базар был про жену, а не про блядей. Бобышкин, не морочь мне голову, а то я тебе лавочку прикрою. Вместо комнаты свиданий будешь штрафной изолятор курировать. Ещё и супруге Француза позвоню, скажу, что изменяет ей. Понял? Деньги вечером занесёшь.

— Так точно товарищ майор.

Эх, подумал Бобышкин, не удалось навариться. Кто-то сука сдал и деньги уже потрачены. Как-то надо Француза раскрутить на бабки или что-то замутить. Ему я обещал с разными бабами, заплатил он за разных, а я подписал только с женой. Стукача начальника оперчасти искать себе дороже будет. Думай, Лёша, думай, сам себе сказал Бобышкин и в очередной раз укорил себя в том, что еврейский вариант с ним не проходит. А ему всегда так охота урвать с проплывающих мимо денег, хотя бы небольшой кусочек. Наверно мамины гены. Правильно думал Бобышкин, майора Воронова Альберта Давидовича ещё никто не обманул на деньги.