Кундалини. Эволюционная энергия в человеке.

Не замечая никаких признаков духовного озарения, озабочен­ный странным поведением своего измененного ума, я через несколь­ко недель наблюдений уже с трудом справлялся с мрачными пред­чувствиями. Неужели это все, чего может достичь человек после пробуждения змеиного огня? Вновь и вновь задавал я себе этот во­прос. Неужели лишь ради этого бесчисленное множество людей ри­сковали жизнью, бросали свои дома и семьи, преодолевали страх перед незримыми силами, сносили голод и лишения и годами проси­живали у ног учителей? Неужели йоги, святые и мистики входили в экстатические трансы лишь для того, чтобы испытать это расшире­ние сознания, сопровождаемое неземным свечением и звуками, спо­собное мгновенно перенести человека в необычное психическое со­стояние, чтобы вновь швырнуть на землю, не награждая его ника­ким особым талантом или достоинством, способным выделить из ря­дов прочих смертных? Были ли наблюдаемые мной день и ночь по­токи лучистой субстанции, от чего мое сознание то расширялось, то сужалось, той целью, на которую указывали все тайные доктрины мира? Если этим исчерпывались возможные достижения, мне луч­ше было не углубляться в мир сверхъестественного, а удовлетвори­ться преследованием мирских целей и наслаждаться простым чело­веческим существованием, не знающим страха и неопределенности, ставших моими постоянными спутниками.

Я продолжал уделять большое внимание режиму питания, так как опыт показал, что мой рассудок и сама жизнь зависят от нее. Я ел ровно столько, сколько считал необходимым, не соблазняясь ни­какими деликатесами, если считал, что это может нарушить мой рацион. У меня было достаточно причин соблюдать столь строгую диету, так как любое отклонение от нее (как в количестве и качест­ве пищи, так и в несоблюдении времени ее приема) вызывало столь острую реакцию, что мне приходилось сурово бранить себя за ха­латность. Такое случалось со мной время от времени, словно мысль о том, что отныне мне предстоит есть не ради удовольствия и не ра­ди утоления голода, а для того, чтобы избавить свою перевозбуж­денную и сверхчувствительную нервную систему от лишнего на­пряжения, желала навечно запечатлеться в моем мозгу. Не было никакого спасения от этого вынужденного режима, и в течение первых недель даже малейшая ошибка влекла за собой наказание в ви­де приступов страха и сбоев работы сердца и пищеварительной сис­темы. Обычно в таких случаях мой ум терял гибкость и меня одоле­вала тоска, от которой никак не мог избавиться. Я всеми силами пы­тался избегать ошибок, но при всем моем старании полностью от них застраховаться было невозможно.

Чтобы читатель лучше представлял себе мое новое состояние, необходимо сказать несколько слов о моем психическом статусе, равно как и о потоке лучистой энергии, постоянно перемещающем­ся вдоль позвоночника, который стал частью моего существования. Ум мой функционировал не так, как прежде. С ним произошли яв­ные перемены. Прежде умозрительные образы возникали на ней­тральном фоне и состояли из комбинации света, тени и цвета, при­сущих тем оригинальным объектам, которые они отображали; сей­час же образы стали рельефными и яркими, словно были вырезаны из живого пламени, и возникали они на фоке свечения, будто сам мыслительный процесс состоял из другого светящегося материала, способного не только сиять, но и осознавать свой блеск. Если же я обращал свой мысленный взор вовнутрь, то неизменно видел вибри­рующее свечение как внутри, так и снаружи своей головы — каза­лось, что струя сверкающего вещества, взметнувшись вверх по по­звоночнику, вливалась в мой череп, наполняя все вокруг неописуе­мым светом. Размеры и интенсивность свечения этого лучистого ореола беспрерывно изменялись. Оно то увеличивалось, то умень­шалось, становясь то ярче, то тусклее. Иногда оно меняло цвет — серебряный на золотой, и наоборот. Когда свечение увеличивалось в размерах и интенсивности, странный звук, который я теперь слы­шал постоянно, тоже возрастал, словно желая привлечь мое внима­ние к чему-то, чего я не мог понять. Ореол пребывал в постоянном движении — плясал и подскакивал, клубился и вращался. Каза­лось, он состоит из бесчисленных мельчайших светящихся частиц какой-то нематериальной субстанции, образующих в своем беспре­рывном танце мерцающее озеро света.