— Бедняга, он еле садится, — вздыхала она, с удовольствием видя огоньки в глазах слушательниц. — Сами понимаете, с такой малоподвижной работой… да и возраст, опять же. Так что я совсем не удивилась, когда к нам пришла посылка с подушечкой… ох, только я ничего не говорила, хорошо?
Её уверяли что, естественно, информация о геморрое, — про него напрямую не говорили, — не пройдёт дальше услышавших. И тем приятнее Тен-Тен было, когда, подходя к очередным кумушкам, она замечала как те замолкали и посматривали в сторону мэра Буржуа.
Пока Андрэ ничего не сделал Тен-Тен, конечно. Однако она не считала свои действия преждевременными. Пусть лучше отвлечётся на пару слухов, это даст ей время для манёвра и хоть какого-то расследования.
После обеда, довольно скучного, на взгляд Тен-Тен, следовало свободное время. Дамы вновь расползлись по группам, как сытые змеи — переваривать чрезмерно обильную пищу и новости. Тен-Тен отстала от них, спрятавшись за колоннами, и села на скамейку рядом. Ей было нужно перевести дух.
Она скинула туфли и поморщилась, увидев набухающую мозоль на пальце. Говорила же она Жану, что носить новые туфли — верх идиотизма… но альтернативы не было, не идти же на этот парад в кроссовках или лодочках. Только не в пышном платье, оголяющем ноги ниже колен.
Вообще, по мнению Тен-Тен, она была похожа не на жар-птицу, — Жан обмолвился, что это был образ Хлои на эту встречу, — а на цыплёнка. Жёлтое платье с короткой пышной юбкой и спускающимися ниже подола кружевами, тугой лиф, рукава-фонарики и туфли на каблуках. Тен-Тен удалось отказаться от обилия украшений-перьев, аргументируя присутствием на выгуле Адриана.
— Ничего ты не понимаешь, Жан-Клон, — ворчала Тен-Тен, смотря на платье и думая, как бы остаться в комнатах, — он же ко мне тогда не подойдёт!
Жан закатывал глаза, но молчал. Он, как и Тен-Тен, прекрасно понимал: без особой необходимости Адриан не подойдёт к Хлое что с перьями, что без них. Вот только Жан думал, что дело в разрушенных дрянным характером отношениях; Такахаши знала, что котёнка сжирало изнутри чувство вины.
Она помнила, как очнулась в библиотеке от боли: на лицо падали солёные капли, и каждая из них прожигала обнажённое мясо насквозь. По голове хлестали чужие сдавленные рыдания, а спина пульсировала в такт всхлипам.
У неё даже не было сил, чтобы сказать что-то безутешному Нуару, нашедшему её в таком отвратительном виде. Она едва подняла руку, чтобы коснуться его лица — и это действие забрало остатки её сознания.
В следующий момент Тен-Тен пришла в себя в пустом здании коллежа, опаздывая на Благотворительную Встречу папаши Хлои. Телефон из кучи расплавленной пластмассы был собран в целый аппаратик, и вызвать лимузин оказалось проще простого.
Она была… ошеломлена, пожалуй. Она привыкла к боли, привыкла к длительному выздоровлению и ноющим ранам. К слезающей с ожогов коже и сукровице, текущей из разломов при неосторожном движении.
Однако она совершенно не привыкла к мгновенному исцелению. Её ум пытался найти повреждения тела, но тщетно: всё было чисто и ровно. В туалете она долго разглядывала чистенькое личико Хлои с аккуратным, ровным макияжем.
Чудесное Исцеление Ледибаг заботилось даже о её внешнем виде. Смешно.
Затем был набег на гардеробную, нудный Жан, не менее нудный Андрэ, что требовал от дочери спокойного вечера, и вереница блестящих от украшений гостей. Лука возник рядом непринуждённо и неожиданно, как кицуне(2) среди лесных зарослей, да так и остался рядом. Пока не прошёл обед, и Тен-Тен не отстала от основного потока гостей, бредущих в курительные и бильярдные.
Она прислонилась спиной к стене и упёрлась в неё затылком. Волосы Жан собрал ей в низкую косу, украшенную золотой цепочкой с цветами, так что за причёску Тен-Тен не переживала. Говоря откровенно, впервые Такахаши чувствовала себя настолько красивой, как сейчас. Пусть тело и не совсем принадлежало ей, Тен-Тен было приятно ощущать чужие заинтересованные взгляды и видеть, как к ней боятся подойти высказать своё восхищение молодые мальчишки.
И, конечно же, ей было до чёртиков приятно видеть недовольство Луки. Её личный страж одной своей мрачностью отпугивал всех возможных молоденьких ухажёров; к мужчинам постарше он относился благосклоннее, но лишь потому, что в них Тен-Тен не была заинтересована ни капли.
Здешние «взрослые» мужчины вызывали тошноту. Они были совсем не похожи на тот идеал мужественности, к которому привыкла Тен-Тен. Они решали всё властью и деньгами, не думали о чести и сплетничали как бы не больше женщин. К тому же, большинство из этих «сильных мира» оказались вполне одинаковыми по внешности: затянутые пузики в костюмах, блестящие лысинками на круглых головах.