Купальская ночь

Тишину нарушал только всплеск весла, но и он скоро затих. Лодка, предоставленная сама себе, плыла по течению. Над ухом пищали комары, и Катерину, обмазанную, как и все остальные, репеллентом, все равно нервировал этот звук. Недавняя безмятежность снова была утрачена.

С каждой минутой комаров становилось все больше и больше. Их уже можно было видеть в воздухе. Сам воздух, казалось, все сгущался, становясь дробным и плотным. Туча насекомых обтекала сидящих в лодке людей, нудя на одной ноте. Комары почти бились Катерине в лицо, она чувствовала на коже, на щеках их мягкое мельтешение, и едва сдерживалась, чтобы не замахать исступленно руками. Нервы ее были на пределе.

И тут, внезапно, вода в реке забурлила, сначала слабо, потом все нарастая, как в огромном котле. Катерина потеряла дар речи, и даже забыла о комарах. Рыбешка, миллиарды мелкого себеля, выпрыгивали из воды и плюхались обратно. Вода кипела металлически, серебристо, с ровным звуком бесчисленных всплесков, слившихся воедино, как будто пошел невидимый дождь.

– Смотрите, смотрите! У них ужин! – захохотал Веня и тут же полез руками в рот, отплевываясь и вытаскивая залетевших туда насекомых.

Он был прав. Воздух, плотный от комаров, соприкасался с водой, заполоненной рыбой. Ничего удивительнее Катерина еще не видела, и где – в получасе от поселка.

– Моя Амазония, – негромко произнес Костя и взял весло.

Вечером Митя долго не мог уснуть, его будоражили впечатления. По правде говоря, Катерина тоже была возбуждена всем пережитым. Она сидела в кухне перед раскрытым ноутбуком и никак не могла сосредоточиться. Слова казались ей глупыми и бессмысленными, и не имели никакого отношения к настоящей жизни.

Вдруг ее слух уловил стон. Она подумала, что это ей чудится, но стон повторился. От пронесшихся в голове мыслей ее спина покрылась потом: что это? Призрак? Катя? Мама? Она уже ни в чем не могла быть уверена. Только с третьего раза она поняла, что стон не женский, а детский.

– Митя… – бросилась она к постели сына. Мальчик разметался на матрасе, волосы его прилипли ко лбу, все тело пылало мокрым жаром. – Митя, открой глазки, давай.

Он не реагировал, и перепуганная Катерина похлопала его по щекам. Веки Мити слабо приоткрылись, глаза тут же закатились вверх, оставив белки в красных прожилках лопнувших сосудиков. Катерина в ужасе вскочила и заметалась по комнате. Она схватила мобильный, но поняла, что «скорая» едет целую вечность, а ее номера тут, в Пряслене, она не знает.

Повесив на плечо сумку и подхватив на руки трясущегося в лихорадке сына, она выскочила из дома. Шесть минут понадобилось ей, чтобы добраться до поселковой больницы и заколотить в дверь. Она металась между крыльцом и окнами первого этажа, забранными в решетки, вставала на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь, стучала в стекло и снова возвращалась к двери. Но все тщетно. Ни одно окно не загорелось, ничьи шаги не раздались за дверью.

– О Господи…

Она начала всхлипывать, но тут же приказала себе заткнуться и собраться с мыслями. Вернулась в машину, нашла аптечку и, растворив таблетку парацетамола прямо в бутылке с остатками воды, влила лекарство в Митю.

– Холодно. Мама, закрой окно, там снег, – захныкал он, не открывая глаз.

– Сейчас, маленький, сейчас подействует. Потерпи, мой хороший.

Она завела двигатель, не зная, что ей делать. Машина тронулась с месте. Катерина была в отчаянии и не думала, куда едет. И только хлопнув дверью и распахивая чужую калитку, она поняла, где оказалась.

Костя, хоть и заспанный, быстро оценил ситуацию. Он одевался, пока Катерина, всхлипывая, объясняла про пустую больницу.

– Поедем в город, – решил он. – Тридцать километров, всего ничего. Я поведу.

Она с готовностью протянула ему ключи от машины. Костя достал из шкафа бутылку водки, и они выбежали во двор.

По дороге в город температура у Мити не спала, и кажется, поднялась даже выше. Набирая в ладонь водку, Катерина обтирала горячее тельце сына, и каждый раз от прикосновения влаги он истошно вскрикивал и начинал биться:

– Холодно! Мама!

– Потерпи, солнышко… – и снова выплескивала в ладонь едко пахнущую жидкость.

– Как же он так простыл! – причитала она. – Он же не купался. Это я… я не досмотрела. Я не досмотрела, – повторяла она как заведенная.

– Катя. Дети болеют. Ничего страшного.

– Он весь горячий. На нем можно яичницу жарить! Весь горячий… Я дала лекарство. Почему температура не падает?

Костя поправил зеркало заднего вида, чтобы видеть ее.

– Катя.

– Что?

– Посмотри, у него есть сыпь?

– Сейчас… Темно, не вижу. Почему ты спрашиваешь?

Костя щелкнул выключателем на потолке, болезненный желтый свет залил салон.

– Есть! – Катерина испуганно замерла. Зато Костя кивнул:

– Вот и хорошо.

– Что?

– Он рассказывал мне. Ведь его отец посадил его на поезд не просто так. У них в школе скарлатина.

– Да, правильно, – закивала головой Катерина. – Скарлатина, все верно. Это она? Это опасно?

– Уже нет. Приехали.

Костя помог ей выбраться из машины, взял на руки Митю и понес в приемное отделение, где, ко всеобщему облегчению, горел свет.