- Лет так тридцать пять тому назад мы со школьными подружками - на этом самом месте - грибы собирали. Отменные черноголовики, моховики, маслята и опята.... Ну, куда тебе надо, пигалица белобрысая?
- К роддому. Он расположен, кажется, на Малой Балканской улице.
- Не рано ли, девонька? Тебе же, наверняка, ещё и семнадцати годочков не исполнилось.
- Угадали, только шестнадцать с половиной, - лучезарно улыбнулась Юлька, после чего - на всякий случай - соврала: - У меня там старшая сестрёнка лежит. Уже полторы недели. На сохранении.... Как мне добраться до роддома? На каком транспорте? Подскажите, пожалуйста.
- Не секрет, понятное дело, - вальяжно передёрнула покатыми плечами тётка. - Видишь, кубическую бетонную тумбу, на которой стоит тощий очкарик? Сразу за тумбой повернёшь налево. Дошагаешь до трамвайной остановки. Сядешь на "шестьдесят второй" маршрут и доедешь до кольца. Оно расположено, как раз, рядом с роддомом. Роддом сразу увидишь и мимо не пройдёшь. В том плане, что других зданий-сооружений там и нет. По крайней мере, достроенных.....Удачи, тебе, пигалица. Мне, извини, в другую сторону...
Возле серой бетонной тумбы, на которую забрался тощий мужчина в очках, собралась небольшая толпа зевак.
Очкарик, одетый в драные тёмно-синие джинсы и светлую футболку с портретом Эрнесто Че Гевары, нараспев, слегка рисуясь, читал стихотворение:
Всё, что накапало...
Ладно, прорвёмся.
Чай, не впервой, старина?
Нет, не впервой. Ящик с гранатами?
Нет, он пустой. Одна...
Личная?
Личная. Не обезличенная.
Девушка есть у меня.
Светлая, стройная, слегка - веснушчатая...
Ты уходи, старина...
Вон - вертолёт. Он гудит на севере.
Точка - всего полчаса.
Ты - извини, но ноги прострелены.
Ты извини - навсегда...
Времени нет. Всё, тихонько прощаемся.
Замерли - звуки - вдали.
Только свирель - всё поёт - на израненном,
Дальнем краю Земли.
Только свирель - всё поёт - на израненном,
Дальнем краю Земли...
"Красивое стихотворенье. Откровенное и правильное", - мысленно признала Юлька. - "А, вот, сам очкастый парнишка особого доверия не вызывает. Лет двадцать с небольшим, цыплячья кадыкастая шея, реденькая-реденькая короткая бородка. Хиппи натуральный, если коротко. Не верится, что такой индифферентный тип принимал участие в активных боевых действиях.... Кстати, Главная героиня этого стишка очень напоминает меня. Светлая, стройная, чуть-чуть веснушчатая...".
Девушка мельком взглянула на крохотные наручные часики и ускорила шаг - было уже девятнадцать тридцать, до назначенной встречи оставалось сорок пять минут.
- Не стоит опаздывать, - тихонько прошептала Юлька. - Мнительный клиент может заподозрить неладное и соскочить...
Трамвай, громко и надсадно дребезжа на стыках рельсов, сделал широкий полукруг и остановился возле длинного серого здания.
- Роддом, кольцевая! - объявил вагоновожатый. - Выходим, граждане и гражданки! Выходим, не задерживаемся....Разбудите, пожалуйста, мужчину на заднем сиденье. Девушка в джинсовой куртке! Я вам говорю!
Юлька прошла в хвост вагона и, слегка прикоснувшись ладонью к плечу неизвестного гражданина, сообщила:
- Приехали, уважаемый! Конечная остановка.... Да, просыпайся уже, деятель!
- А, куда? - мужчина открыл глаза и непонимающе завертел головой. - Где я? Почему? Что происходит?
- Ничего странного и непоправимого не происходит, - заверила добросердечная Юлька. - Приехали на кольцо. Роддом.
- Зачем мне - роддом?
- Я не знаю, дяденька. Пить надо меньше. Поднимайся и вылезай наружу, пока вагоновожатый ментов не вызвал. То есть, полицейских.
- Ой, боюсь, боюсь, - дурашливо заблажил мужчина. - Повяжут, ведь, волки позорные. Оберут до последней нитки, суки рваные и алчные. В холодную камеру бросят.... Как думаешь, красотка?
"Лет тридцать пять, наверное, собеседнику", - машинально отметила Юлька. - "Лысоватый, мешки под глазами, лёгким перегаром пахнуло. Вернее, недавно выпитым пивом.... Но, вместе с тем, чувствуется, что мужичок крепкий и физически неплохо подготовленный. Одет, кстати, в мешковатую холщовую куртку с ободранным правым плечом. То есть, не по сегодняшней жаркой погоде.... Дырочка-то на плече свежая - нитки свисают, края испачканы в крови. Ладно, его дела. Бывает...".
Так и не ответив на заданный вопрос, Юлька, гордо тряхнув светлой чёлкой, покинула выгон.
Выбралась наружу и внимательно огляделась по сторонам.
Ленивое вечернее солнышко, разбрасывая вокруг себя нежно-малиновое марево, неподвижно висело в западной части небосклона. Высоко в блёкло-голубом небе, обещая хорошую погоду, отчаянно носились - крохотными чёрными точками - бодрые стрижи.
Справа - относительно трамвая - возвышалось серое скучное здание роддома, к которому направились все остальные пассажиры - человек семь-восемь, не больше.
Слева, примерно в полукилометровом отдалении, наблюдался полуразвалившийся деревянный забор грязно-синего цвета, за которым угадывалась приземистая бетонная коробка неизвестного долгостроя. В ту сторону никто не шёл.
Удовлетворённо улыбнувшись и насвистывая что-то неопределённо-легкомысленное, Юлька зашагала налево.