Купериада (СИ)

Лёва озирался, пытаясь определить источник больничного запаха, отчётливо ощущавшийся в помещении, и обнаружил в углу овальный трёхногий столик, полускрытый застеленной кроватью. Столешница была густо уставлена склянками и завалена пакетиками характерного аптечного вида. Количество лекарств заставляло относиться к масштабам заболевания хозяина с уважением. Или с опаской – Куперовский углядел в груде фармацевтической продукции известное ему сильное успокоительное и несколько различных транквилизаторов.

Когда он вновь посмотрел на Вольфганга, ситуация переменилась и ощутимо накалилась. На месте изящного юноши возвышался, поднявшись на задние лапы и угрожающе выставив передние, двухметровый волчина. Его иссиня-чёрная шерсть матово переливалась на свету, глаза свирепо блестели, с клыков периодически капала слюна. Острые длинные когти также не сулили приятных перспектив. На мохнатой груди животного болтались жалкие клочки жилетки. Однако чулки и трусики, видимо, были изготовлены из более эластичных материалов и выдержали метаморфозу хозяина. На волчьем теле они смотрелись довольно странно.

– Гляди, как волосами-то сразу оброс. И носяра вон какая стала длиннючая да горбатая! – прошептал Иван Лёве. – Я так и подумал сразу: не русский он, нет, не русский! А маскировался, вражина!

Между тем зверь не нападал. Он зарычал, и этот рык, если прислушаться, складывался в достаточно членораздельную речь:

– Слушайте меня, заблудшие твари, взыскующие наслаждений греховных, противных естеству!

– Э, нет, – запротестовал Ваня. – Это вовсе не мы. Это же ты – голубой… то есть педераст… гей… погоди, не обижайся, я как раз хорошо отношусь к гомикам...

Впрочем, монстр не обращал на его лепет внимания.

– Не убий! – вновь взревел он, но тут его как-то странно перекосило, и даже шерсть побелела, а затем пошла красными пятнами; голос тоже несколько ослаб. – Ну, хоть не каждый день. И не на трибуне, слышали?! Хоть до переулка дойдите, сучары. И плюшевых пингвинов не троньте, ни при каких обстоятельствах не прикасайтесь к ним, ясно?! – на несколько мгновений он вернул первоначальные цвет и напор. – Не укради! – вновь стал красно-белым. – Не укради из супермаркетов с видеонаблюдением, пожалеешь, – опять чёрный. – Не прелю… – воздух с трудом проталкивался через бронхи Вольфганга, белая морда была искажена страданием. – А я говорю – не прелюб… Ох… Ну хоть не каждый день и не по пьяни, – потемнел. - И не с мужиками чтобы, а как положено! И не с пингвинам мягкими! И чтоб никаких резинок богомерзких! Плодитесь и размножайтесь мне тут, кому сказано?! – красно-белый. – А то нарожали уродов да полукровок, теряем генофонд нации, – чёрный. – А к ближнему относись как… – красно-белый, – как тузик к грелке!

Посреди комнаты вновь стоял человек, правда, порядочно измотанный и лишившийся жилета, но не стиля.

– Мальчики, ну дайте, я откушу кусочек, у вас же снова вырастет, вот увидите. Нет, если я укушу – точно вырастет! Ну, паца-аны… А кстати, милые, вы, случайно, не в курсе: привычка спать с игрушечными пингвинами свидетельствует о прогрессирующей шизофрении? Или всего лишь о лёгкой дебильности? Нет, что вы, мальчики, это я так, просто интересуюсь.

Его тело пошло волнами, неопрятные бугры вспучивались то здесь, то там – и опять вздыбилось красно-белое чудище.

– И грядут четыре всадника на дьявольских конях, и имя тем всадникам Игнашевич, Рахимич и братья Березуцкие! И лишь праведные, сплотившиеся на стадионе в Тарасовке, спасутся! И будет геенна огненная, и стон, и вой, и поражение! Ой, что несу!.. Пингвина мне, пингвина! Срочно!

Дверь распахнулась, и в дом ворвалась разъярённая невысокая девушка в багровой мини-юбке, белой кофточке с глубоким декольте, смело обнажавшим рубенсовских масштабов грудь, и в кокетливом алом беретике. Из её корзинки выглядывала рукоять пистолета.

– А ну-ка, милёнок, – гаркнула нежным контральто Красная Шапочка, – отвечай, как на духу: кто спал на моей кровати?! Кто брал моих пингвинов?! Не отворачиваться! В глаза смотреть!..

* * *

…А поперёк тропы, у самого входа в пещеру возлежал здоровенный упитанный дракон о трёх головах и чесал когтем передней лапы спину в районе загривка. Лоснящаяся от стабильного притока питательных веществ шкура оставляла надежду, что рептилия сыта.

Первой заметила путешественников правая голова:

– Ба, народ подваливает! Корешки, а что это вы делаете возле моей студии?

Чешуйки на её макушке были раскрашены в разные цвета, образуя психоделическую симфонию. В заострённом ухе торчала огромная скрепка. К уголку рта небрежно подклеилась подозрительного вида самокрутка, с кончика которой периодически срывался и таял в небе сизый дымок. В целом вид был весьма богемным. По причине ли наличия сигареты, по застарелой ли привычке правая башка цедила слова сквозь зубы, почти не размыкая губ. Парадоксальным образом получалось, однако, вполне дружелюбно.

– Ладно, раз уж прихиляли сюда, заваливайте внутрь. Готов лично провести экскурсию. Кстати: Вангог, художник.