Шесть изумленных глаз уставились на владыку. Любава тут же нырнула взглядом вниз и что-то такое промелькнуло в нем. Удовлетворение, радость, несмелая надежда… А вот испуга в них не было. Вот ни на мизинец. А девка-то с сюрпризом оказалась, не ожидал, подумал Самослав. В глазах же мужиков читалось недоумение. Учить считать сироту из глухой дулебской деревушки? Это было чересчур даже для отличающегося своими чудачествами князя.
А Самослав уже пошел за ворота, где заканчивали пробежку четыре сотни полуголых бойцов под руководством Горана. Все, кому не по нраву оказались новые порядки, уже покинули стройные ряды, и теперь расчищали земли под пашню или отправились в Соляной городок, куда эти самые новые порядки еще не добрались. Там пока было достаточно силы и отваги, как и везде в словенских землях. Но тут Самослав затеял что-то совершенно невообразимое, и давно забытое еще с римских времен. Пока что он делал то, что и сам проходил на первых курсах училища, где бесконечная пахота от рассвета до заката лепила за четыре года из мамких сыночков советских офицеров. А уж, что такое для лейтенанта-первогодка заступить в наряд в ночь с пятницы на понедельник, и вовсе не сможет понять тот, кто не служил. Так что ряды турников, кожаных груш, набитых песком и подобий штанг, сделанных из дерева и камней, радовали глаз, возвращая владыку в далекую молодость. Очень хотелось покидать чугунную гирю, но нет. Тут чугун называли «свинским железом», он не стоил ничего и считался браком при плавке. А уж запороть ее было раз плюнуть, учитывая, что абсолютно все манипуляции и дозировки применялись на глазок. А плавить чугун тут пока не умели. Жаль…
Самослав и сам проходил с парнями весь комплекс упражнений, только отлучка была ему оправданием. В это время любой правитель был воином, а значит, должен был разделять все тяготы со своими людьми. Иначе не добиться настоящей преданности, и никакие деньги не помогут. Менталитет!
— Кузня! Как я забыл! — владыка скорым шагом пошел к длинному сараю, который вынесли далеко за стены. Оттуда доносились методичные удары молота и перебранка на латыни, обильно перемешанной со словенскими наименованиями половых органов и разнообразных способов их применения.
Кузнец, выписанный из Санса, могучий горбоносый мужик из римлян, носил до боли знакомое имя Максим, и в выражениях не стеснялся.
— Я бить маленький молот, а ты в это же самое место бить большой молот! В это место, не в другой! Понимать меня, упрямый осел, которого поиметь во все дыры вонючий верблюд?
— Максим, ты чего так разошелся? — удивленно спросил Само, глядя на кузнеца и растерянного здоровенного парня из хорутан, который намеревался обидеться, но не мог, потому что не знал, что такое осел и верблюд. Он их никогда не видел.
— Сильный парень, но есть очень глупый, ваша светлость! — кузнец слегка поклонился. — Иди, поешь, мы пока закончить.
Молодой коваль поклонился и молча вышел. А Само вышел с кузнецом на воздух, у него был серьезный разговор, который он обдумывал не один день. Он перешел на латынь.
— Как работа, Максим? Как устроился? — участливо спросил он.
— Все хорошо, ваша светлость, — кивнул кузнец. — Работы много, по оплате нареканий тоже нет. Все, что договаривались, господин Лют мне отдает.
— Не хочешь ли расширить свою кузню? — спросил Самослав. — Нанять подмастерий человек пять-десять…
— Да зачем мне это? — удивленно пожал плечами кузнец. — Меня и так все устраивает. А наймешь подмастерий, они ремеслу научатся, и будут у моих детей хлеб отбивать.
— Тебя устраивает? — князь схватил кузнеца за ворот и пригнул его к себе, уставившись в лицо яростным взглядом. — А меня не устраивает! И знаешь почему?
— Почему? — бешенство, что сверкнуло в глазах герцога, напугало кузнеца не на шутку. Видно, знать, она везде одинаковая.
— Ты войны при короле Теодорихе помнишь? — спросил его Само.
— Помню, конечно, — кивнул тот. — Всё ждали, когда из Австразии алеманы с тюрингами придут. Страх такой был, что и не выговорить.
— Так если мы все, что замыслили, сделать не успеем, то тебе те алеманы и тюринги милосердными сестрами из монастыря святой Радегунды покажутся! Это ты понимаешь?
— Так вроде отбили набег баваров, ваша светлость, — несмело ответил Максим. У местных была особенность, которую попаданец из двадцать первого века понять не мог, и которая доводила его до белого каления. Они не способны были думать, что будет через год или два. Они жили сегодняшним днем. Правда, происходило так не из-за злого умысла, а потому что те два года еще прожить нужно было. Вот и получалось, что мысли у людей не шли дальше следующего урожая, потому что там, за ним, была такая несусветная даль времени, что и заморачиваться не стоило. Зиму протянул— уже хорошо.
— А про аварского кагана забыл? А про лангобардов? А про соседей — словен, которые нашему богатству завидуют? Ты кольчугу за сколько сделаешь?
— Полтора месяца точно потрачу, — задумался кузнец. — Если сильно спешить, управлюсь за месяц. Но это тяжело, ваша светлость, работа тонкая.