А еще Вышата как гость, был интересен всем вдовушкам, которые были лишены мужской ласки. Им гулять в собственном городище людская молва не позволяет. Мужики ведь кобели все, как один. И язык ни у кого во рту не держится. Хуже нет, чем в своем роду блудливой козой прослыть. Могут мужние бабы и волосья повыдергать. Так что Вышата был просто нарасхват. И это было еще одной причиной, почему он любил свою работу. И вот прямо сейчас, отдыхая в домике одной вдовицы, аппетитной, как спелая репка, он лениво слушал бессмысленную бабскую болтовню.
— Ну, значит, я, как обычно, подслуш… э-э, проходила мимо и случайно услышала. Она ему и говорит: — Отомстить хочу! Представляешь?! За позор дочек моих! Вот ведь стерва! А ее дочки — уродины, прямо как она!
— И что она? — спросил Вышата, не особенно вникая в бессмысленный шум, который проносился мимо его ушей, не задев сознания. По его опыту, данная фраза была применима в девяти случаях из десяти, когда общаешься с женщиной, и должна была показать собеседнице, что ее внимательно слушают. Особенно, если это было совсем не так.
— А она ему и говорит: я брата своего послала, Глума, к бойникам. Чтобы значит, они городище княжеское обложили, а наш владыка с другими владыками на подмогу придет. И вот они то городище возьмут, князя нашего убьют, а новым князем вождь бойников станет. А в благодарность новый князь всех трех наших уродин за себя возьмет. Ну, ты представляешь? А еще пообещала, что ее внуки князьями станут, и тогда она всех, кто над ее дочками потешался, утопит! Вот сука, да? Да мы же все над ними смеялись! Вот я страху-то натерпелась! Хорошо, что наш князь того бойника победил. А то хоть в петлю лезь…
— Ты сейчас про кого рассказывала? — приподнялся на локте Вышата, которого внезапно пробил пот. — Ты про своего владыку, что ли?
— Ты меня совсем не слушаешь, что ли? — обиделась баба. — Про владыку, конечно. И про жену его стерву. Она ежедень Триглава молит, чтобы он на княгиню нашу злую лихоманку наслал. И дочки ее то же самое делают. Я сама сколько раз слышала! Вот!
— Ах, ты моя козочка! — промурлыкал Вышата. — У меня красивые бусы есть, и они сейчас твои будут. А ну, поцелуй-ка меня покрепче!
Рано утром, выйдя от оголодавшей вдовушки на подгибающихся ногах, Вышата присел, глядя на реку, подернутую стылым осенним туманом. Холод, пробравшийся ночным вором под теплый плащ, немного взбодрил купца. То, что он услышал, не требовало отлагательства. Нужно мчать в Новгород, и быстро. Он уже почти расторговался, а мех много места не занимает. Соль тоже на шкурки сменяет, слишком тяжела она. Лодку бросить придётся, хоть и жалко ее до слез, и в Новгород бегом бежать, с одним заплечным мешком. Вверх по течению он с ней куда дольше добираться будет. Если по пути волки не сожрут, то дня через три на месте будет. Ему почтенный Збыслав по знакомству заветные слова прошептал, с которыми можно к самому вельможному Горану зайти в любое время, хоть ночью. И если ты важную весть принес, то тебя солью засыплют просто. А вот если слова твои враньем окажутся, то лучше сразу к аварам податься. Там, в рабстве, он замечательно до конца жизни и проживет, не встречаясь больше с человеком, который преданно служит богине Моране.
— Слово и дело! — шептал про себя Вышата заветные слова, отматывая скорым шагом версту за верстой. — Слово и дело!
Глава 27
— Прости, владыка, — повинился Горан, а Деметрий согласно качал головой. — Мы думали, ты все-таки умом тронулся. Забот много и все такое.
— Не верили? — усмехнулся Самослав. — Ну, и зря! Они должны были на это клюнуть, и они клюнули.
Новгород был взят в осаду. Сотня бойников, три сотни хорутан, столько же дулебов и лемузов. Всего около тысячи человек. Именно столько предателей и было. Остальные по-тихому доложили о поступившем предложении Горану, и были милостиво отпущены восвояси, получив подробные инструкции. Впрочем, двое владык не доложили, и решили посмотреть, чем все закончится, чтобы присоединиться к победителю. В городе остался Дражко с двумя сотнями мужей, и один приступ они уже отбили. Основное же войско, которое имитировало поход на хорватов, кружным путем вернулось назад и зашло в тыл осаждающим. Те пребывали в растерянности, ведь в городе должна была остаться только стража, а потому ливень стрел и кипяток, льющийся на головы, оказался для них полной неожиданностью. Сейчас лагерь спал, а по нему курсировали несколько патрулей, которые больше чесали языком, чем наблюдали. Ведь войско князя ушло в поход на хорватов, чего им опасаться? Мужиков из соседних деревень? Так они разбежались все. И бабы с детьми тоже разбежались, и скотину с собой увели. Странно это все, конечно…
Рассветное солнце робко выглянуло из-за леса, а лагерь осаждающих прорезал истошный вопль часового:
— Вороги напали! Вставайте! К оружию!